Полвека на флоте (со страницами)
Шрифт:
Неутомимо укрепляли связи военных моряков с местной молодежью помощник начальника политотдела по работе среди комсомольцев старший лейтенант М. И. Сафонов и его активисты. Моряки обучали и молодых рабо-
[236]
чих и колхозников семафорной азбуке, чтобы в случае чего каждый из них мог флажками передать донесение на ближайший корабль или пост связи, учили распознавать силуэты вражеских самолетов, быстро пеленговать места падения мин.
На наших постах наблюдения народ служил разный — и кадровые матросы-сигнальщики, и зеленые юнцы, только что призванные на флот, и девушки, добровольно пошедшие на военную службу. Отправляясь на катере по реке, мы с вновь назначенным членом Военного совета капитаном 1 ранга Н. П. Зарембо по пути заглядывали на посты, завозили газеты, почту, проверяли организацию службы, беседовали с людьми. Запомнился пост на пустынном берегу реки. Служили здесь старшина 2-й статьи — очень молодой стеснительный паренек и три девушки-краснофлотца, недавние студентки Московского техникума связи.
Пост мы нашли в образцовом состоянии. Вахтенный журнал велся аккуратно, приборы содержались в наилучшем виде. Исключительный порядок был и в землянке. Здесь в каждой мелочи чувствовалась женская рука: койки аккуратно заправлены, белизной отливали пододеяльники, на каждой тумбочке салфетка и на ней — консервная банка с букетиком цветов. Проверили знания девчат, заставили поработать сигнальным фонарем. Весь личный состав поста получил отличную оценку. В хорошем настроении мы уже собрались было уходить, как вдруг старшина поста обратился к нам с просьбой выслушать его лично. Вернулись в землянку. Старшина плотно закрыл дверь и, волнуясь, сказал:
— Товарищ командующий, убедительно прошу: переведите меня с этого поста. Я больше не могу…
Я смотрел и глазам своим не верил: только что парень был бодр и деловит, а сейчас лицо залилось краской, голос дрожит.
— Что случилось, старшина? — с удивлением спросил я.
— С девчатами я больше не могу… Службу они несут исправно, а воинской дисциплины не признают. И вообще… Я приказываю: «Краснофлотец Соколова, откачайте воду из шлюпки!» А она в ответ: «Сенечка, да ты же уже это говорил. Вот кончу постирушку и откачаю». Объясняю ей, что я для нее не Сенечка, а командир. А она
[237]
свое: «Ну не обижайся, Сенечка». И вот так каждый день…
Мы с членом Военного совета переглянулись. Прощаясь, я сказал девушкам:
— Товарищи краснофлотцы! Пост у вас в порядке только вы должны слушаться старшину, обращаться к нему по уставу, помните, что он — ваш начальник…
— Да что вы, товарищ командующий, — возразила одна из девиц, — да разве мы нашего Сенечку обидим! Он чудесный парень, наш Сенечка!
Возвращаемся на корабль. Я все еще негодую, а Зарембо смеется.
— Здесь уж ничего не поделаешь, — говорит он. — Надо командира менять.
Пришлось «Сенечку» перевести на другой пост, а к москвичкам прислать пожилого старшину-сверхсрочника, раненного на Черном море и прибывшего
Забегая вперед, скажу: на флотилии служили сотни девушек-краснофлотцев — связистки, зенитчицы ПВО, медсестры и санитарки. Отзывы о них были наилучшие, работали они старательно, отличались аккуратностью и дисциплиной. Многие из них были награждены орденами и медалями. Славную о себе память оставили у нас дочери нашего народа: москвички и сибирячки, украинки и северянки. Они внесли достойную лепту в борьбу с врагом.
Штаб разработал принципиально новую схему организации флотилии. Любая организационная форма должна соответствовать задаче, которую решает воинский коллектив. Новый начальник штаба справедливо заметил, что осенью 1942 года, когда главной задачей флотилии было содействие сухопутным войскам в обороне Сталинграда, штаб старался держать корабли поближе к себе, сосредоточивать их в одном кулаке. Сейчас задача иная — очистить Волгу от мин и обеспечить безопасность судоходства на протяжении сотен километров. Это требует рассредоточения сил по всей оперативной зоне.
Вот мы и разделили Волгу на два боевых района во главе с командирами бригад траления. Каждый район в
[238]
свою очередь делился на четыре боевых участка. В центре каждого участка дислоцировался дивизион тральщиков со своим штабом, тылами, средствами связи и гидрографией. В результате, где бы мина ни упала, решение о ее уничтожении принималось немедленно. Командир боевого участка, он же командир дивизиона тральщиков, не дожидаясь указаний сверху, отдавал необходимые распоряжения. На месте ему было виднее: закрывать ли фарватер и искать обходный путь или сразу же организовывать траление. Дело старших начальников — лишь проверять работу и оказывать помощь.
Результаты перестройки сказались не сразу. Хорошо помню: 16 мая утром я должен был доложить наркому схему новой организации флотилии, а за пять минут до этого на мине подорвалась и погибла канонерская лодка «Красный Дагестан». С момента моего вступления в командование флотилией то была первая потеря. С тяжелым чувством я доложил об этом наркому.
Николай Герасимович внимательно меня выслушал и, заметив мое далеко не бодрое состояние, спокойно сказал:
— Послушайте, товарищ Пантелеев! Вы думали, что, раз вы вступили в командование флотилией, корабли сразу перестанут подрываться? Это более чем наивно. Надо быстрее создавать надежную систему борьбы с минами. С этими словами он взял из моих рук схему новой организации, внимательно просмотрел ее и наложил резолюцию «Утверждаю».
На следующий день утром мы с наркомом побывали в 4-й бригаде речных кораблей, состоящей из бронекатеров, минных и сторожевых катеров. Командовал бригадой капитан 2 ранга А. И. Цибульский. Корабли этого соединения героически действовали в боях за Сталинград. На груди многих моряков сияли высокие правительственные награды. Сейчас основной задачей бригады стало прикрытие судов и береговых объектов от воздушного нападения противника. Боевые корабли сопровождали караваны на всем пути следования.