Поляна, 2012 № 02 (2), ноябрь

Эйснер Владимир

— Да уж, какой там сон. Ты дослушай. — Клиент прилег на подушку, поманил меня пальцем, чтобы сел поближе, и хрипло зашептал. — Когда после двенадцати лет скитаний я вернулся на родину, меня наградили орденом «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени. На первую не потянул, провалов было много. Целый месяц я отдыхал, отмокал в ванной, пил пиво, как человек. А потом меня снова вызвали на работу и говорят: хотим поручить тебе крайне ответственное и очень секретное задание. Я отвечаю, что, мол, за столько лет устал, и тело поизносилось, и здоровье уже не то. Попросился в отставку. Хорошо, отвечает начальник, это будет твое последнее задание. Выполнишь, пойдешь на пенсию. А пока ты должен поехать в Лондон-210 и… — Победитов замялся, но затем

вяло махнул рукой: — Да чего уж там. Отошел я от этих дел, скажу. В общем, поручили мне убрать одного человека, бывшего секретного агента. Он в чем-то провинился, то ли перебежал в «Бронзовый миллиард», то ли сдал агентурную сеть. Неважно. В поезде «Лондон-210 — Дувр-213» я должен был подсесть к нему в купе и ночью выстрелить ему в голову из пистолета с глушителем, а потом выйти и пересесть на обратный поезд.

От его слов у меня похолодело в груди. Слезящимися глазами клиент смотрел на меня в упор и чего-то ждал. Но я нашел в себе силы смолчать, и тогда он продолжил:

— Когда я узнал, что это за задание, я отказался. Уговаривать они меня не стали. Пожелали счастливого пути и даже помогли купить билет на этот поезд.

— М-да, — озадаченно произнес я и разлил остатки водки по стаканам. — Интересную вы прожили жизнь.

— Интересную, — со вздохом согласился Победитов и вдруг попросил: — Дай самому помереть. — Я машинально посмотрел на часы. — Сколько мне осталось? — слабым голосом поинтересовался клиент.

— Давайте лучше выпьем, — предложил я и поднял стакан.

— Ну, давай.

Свой стакан Победитов до рта так и не донес. Он уронил его, и тот с грохотом полетел на пол. Я испугался, что проснуться соседи по купе, однако этого не произошло, все спали, крепко смежив веки.

Победитов тихо захрипел, пару раз дернулся и вскоре затих. Дряблые щеки бывшего агента опустились, челюсть сползла на грудь, правая рука упала вниз, а левая так и осталась прижатой к груди. Он скончался. Мое задание было выполнено, я даже не замарал рук. Можно было отправляться назад в Москву.

До моей станции оставалось всего две с половиной минуты езды. Я застегнул сумку и поднялся. Неожиданно проснулась женщина. Она легко встала, и меня поразила перемена в ее лице. Взгляд был совершенно трезвым, со стальным блеском. Не обращая на меня внимания, она сорвала с головы свой старушечий платок, швырнула его на верхнюю полку и строгим голосом сказала сыну:

— Все, пора.

— Да, Ирина Николаевна, — как-то не по-детски серьезно ответил мальчишка. Он спрыгнул с полки, бросил туда свою бойскаутскую пилотку и отработанным движением надел на голову, непонятно откуда взявшуюся, серую кепку.

Они вышли. Я немного задержался, чтобы не стоять с ними в тамбуре. В последний раз глянув на клиента, я подумал, что несмотря на предательство, он умер, как настоящий боец «Железного миллиарда».

Поезд стал притормаживать, в окнах вагона замелькали станционные фонари, и я направился к выходу. Когда я проходил мимо боковой полки, старик приоткрыл глаза и тихо, одними губами пожелал мне удачи. Я не ответил.

Станция оказалась совсем маленькой и казалась совершенно заброшенной. Я спрыгнул на платформу и увидел женщину с мальчишкой. Они быстро удалялись в сторону леса и вскоре окончательно растворились во тьме.

Вокзал оказался совсем рядом. Но похоже было, что в этом облупившемся дощатом строении не было ни только буфета, но и газетного киоска. Окна здания были чернее ночи, и я понял, почему пересадка состоялась именно здесь.

— Да, вокзал здесь не очень, — услышал я голос и обернулся. Проводник протянул мне газету «Правда». — Возьмите, свежая. — Я поблагодарил его, и он тихо добавил: — Ваш поезд подойдет вон на тот путь. Удачи.

Дожидаясь поезда, я стоял на платформе и невольно мысленно продолжал разговор с Победитовым. «Это ж сколько побоев я от своих соотечественников отвел, — звучал во мне голос бывшего агента. — Сколько задниц от паяльника спас!

А как по-твоему называется, что я чужую муку на себя принял?» — «Не знаю», — мысленно произнес я. «Ну, хотя бы догадываешься?» — «Догадываюсь». — «Вот то-то и оно, — как-то очень по-молодому, заливисто рассмеялся Победитов. — Одно это и успокаивает».

Поезд подошел минута в минуту. В плацкартном вагоне, как положено, пахло грязными носками, перегаром и кислой капустой. Весь обратный путь я проспал как убитый и поздним утром вышел в Москве. Духота стояла страшная. Все окна в здании вокзала были раскрыты, и, заглушая сообщения диспетчера, откуда-то неслась бодрая девичья песня: «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже!»

Владимир Корнилов

Деревенский рассвет

Еще звёзды не все погасли. Зори тихо за лесом спят. Дремлет сумрак над старым пряслом И над играми жеребят… Спят натруженные дороги. Спит деревня, устав от забот. Полуночница-выпь в тревоге Громко всхлипнет и обомрёт… Пахнет клевером, спелой вишней. Тишь рассветная хороша. В час такой на озёрах слышно — Карпы плещутся в камышах. …А петух и сквозь дрёму слышит — Подступает зари огонь. Встрепенётся, взлетит на крышу И — растянет свою гармонь.

Весною

А воздух весенний так пахнет цветами, Березовым соком, сиренью, дождями, И медом душистым, и хвойным настоем, Землей, разомлевшей под солнечным зноем. …Улыбками красен, нарядами женщин — Весь воздух весною любовью просвечен… Он звонок от смеха и разноголосья — В нём зреют веселого счастья колосья.

Вся жизнь наша в поисках смысла

Вся жизнь наша в поисках смысла, Чтоб стать и мудрей, и сильней. А возраст — абстрактные числа — Цифири в сумятице дней… И как бы нас бури не гнули, И кто бы ни правил страной, — Мы солнышку рады в июле, И звонким капелям весной. …Прямой иль тернистой дорогой Очерчены дни бытия — Зависит, конечно, от Бога, Но каждому — доля своя… Пусть рай мы в глаза не видали, Не всякий был сыт и одет, — Но русской души не продали Ни я, ни отец мой, ни дед… И мы не искали бессмертья: Нам ближе земные дела. Но в вечной людской круговерти — Нам компасом совесть была. …И как бы нас бури не гнули, Не грабил страну олигарх, — Весёлые песни июля Звучат на родных берегах.