Поляна №3 (9), август 2014

авторов Коллектив

«Даже кораблям необходима пристань». Нет, уже не нужна пристань, если к сорока не сумел…

«Бродягам и артистам!» А, вот! Нашел себе определение. Бродяга, да. Артист из меня хреновый, а бродяга и есть бродяга. По чужим жизням и душам. Вот оно и спелось мне. По крайней мере, полная ясность.

Я вернулся к столику.

– Что это было, Лэд? – тихо спросила Патриция.

Я сбивчиво попытался растолковать ей, что такое романс, она ничего не поняла. Сказала только: «Ты играл это не для меня, для себя».

Что я мог ответить?

Было совсем поздно,

когда мы вышли из ресторана и побрели по аллее. Шелестел океан, а воздух чуть слышно пах водорослями и духами Патриции. И вдруг случилось непонятное. Нас бросило друг к другу, я впился в ее губы, грубо лапал ее тело, она хрипло стонала, увлекая меня в сторону от аллеи. Но в эту зависшую секунду я почувствовал, что кто-то легонько хлопнул меня по плечу. Я оттолкнул Патрицию и резко обернулся. Перед нами стоял Шон. Он снисходительно улыбался.

– О, cunt, – хриплым, низким голосом грязно выругалась Патриция. – What are you doing here? Do you want me to leave you, bastard? What the hell are you following me? [4]

Шон ничего не ответил жене. Продолжая улыбаться, он взял меня за руку.

– Отойдем на минуту, мистер Лэд. Я должен вам кое-что сказать.

Патриция смотрела на нас, кусая губы.

Мы отошли на несколько шагов так, чтобы она не могла нас слышать.

– Видите ли, мистер Лэд, мне кажется, что вы слишком далеко зашли в своих забавах с моей женой. Я знаю все о ней и о вас, но я очень снисходительно отношусь к ее… причудам, хотя она ничего подобного раньше себе не позволяла. Я очень люблю ее, а вот она меня не любит совсем. Она вышла за меня замуж по обоюдному соглашению со всеми сопутствующими условиями. Одним из этих условий была ее полная свобода в браке, другим – соблюдение внешних приличий. Я очень богатый и влиятельный человек, мистер Лэд. У меня нет претензий к вам, но, все же, осмелюсь просить вас улететь сегодня ночным рейсом. Думаю, это будет лучше, в первую очередь для нее. Вы согласны?

Я обернулся и посмотрел на Патрицию. Она стояла, опустив голову, как будто в эту минуту решалась ее судьба. Она ждала решения.

А я… Странная штука произошла со мной. Я превратился из Лэда во Влада и отчетливо ощутил это, испытав даже некоторую гордость.

Я схватил Шона за воротник и резко ударил под ребро. Он икнул и согнулся пополам, сломавшись в своем длинном теле. Я плюнул на его лаковый белый ботинок и подошел к Патриции. Она сжалась, будто ожидая удара.

Я погладил ее волосы.

– Прощай, – сказал я, спокойно глядя ей в глаза. – Ты права, тебе не стоит мне звонить. Нам не дано измениться. Прости за мужа, я был резок.

Но он, кажется, испортил тебе жизнь своей любовью. Я не хочу оказаться на его месте.

А теперь уже несколько лет в меня падает серое лондонское небо, да еще мочит мое нутро мелким колким дождем. И нет мне покоя. Неужели маленькая слабая женщина может разбить цельную натуру вполне взрослого и очень уверенного в себе человека? Неужели такое возможно?

Борис Илюхин

«Я, верно, в прошлой

жизни был котом…»

Я, верно, в прошлой жизни был котом —

Приносит март мне снова беспокойство;

Кровь обрела таинственное свойство

Кипеть, коль взял Петрония я том.

Преследую я женщин, а потом

Навязываю им своё геройство,

Хотя давно мне тошно от плейбойства

И горько сознавать себя скотом.

Но исподволь весна втекает в кровь.

И негодуешь – это ли любовь?

Не трачу ли я бытие напрасно?

Куда там! Солнце прямо в плоть течёт,

Ум – поводы твердит наперечёт,

А женщины… Все, как одна, прекрасны!

Юрий Смирнов

Солнышко и Цесарка

Год 197…

Во двор въехал грузовик, и в последнюю свободную квартиру, на первом этаже, начали выгружаться новые жильцы.

Все как обычно: мебель, перекрики «…а где?..», фикусы-герани, холодильник-шкапчики, коробки-чемоданы-тюки, папа-мама-бабушка и она – «Солнышко, подай то-то… Солнышко, а вот это не забыла?.. Солнышко, помоги бабушке!»

В тот же вечер новенькая вышла знакомиться.

Двор подвис сканируя – хотя тогда одно слово применяли по-другому, а второе знали фантасты и в НИИ.

Ни фига никакое не Солнышко – не рыжая, конопушек нет.

Новенькая тоже постояла пару секунд, приглядываясь к неприступным мальчишеской и девчоночьей группировкам, – собственно дворовым сплочениям, как и самому двору, от роду было полгода, – сказала бабушкам на лавочке «Здравствуйте!» и направилась к Анюте Цискерович, воздвигающей в песочнице минарет, похожий на докторскую колбасу, воткнутую торчком. Анюта опасливо призагородила сооружение.

Песочница основательно Анюте мала, но ни в «резиночку», ни в «войнушку» ее играть не звали.

– У тебя тут не хватает, – новенькая почесала в затылке, порылась в кармашке и вытащила, вместе с крошками, повязку дружинника, затем быстро нашла прямую веточку, примотала тесемками повязку к веточке и водрузила знамя на минарет. – Здорово?

– Да, – тихо ответила Анюта Цискерович, вежливо не поясняя обретенной лучшей подруге, что вообще-то это недостроенный жираф.

– Дево-очка… – сладко начала с ближайшей лавочки Тамара Семеновна, вроде из двадцать девятой, – а тебе разве родители разрешают таким играть?

– Конечно. Мы же все – и взрослые, и дети – одинаково, советские люди.

Тамара Семеновна растерялась. Лавочки зашептались.

– Я Солнышко. Теперь буду тут жить. То есть, вообще-то, я нормальная такая Груздева Катерина, но для своих – Солнышко.

– Анюта, – протянула шершавую от песка и неуверенности ладошку и Анюта. Привычно замалчивая, что для своих она и Цискерович.

Первый вечер Солнышка на дворе закончился без происшествий. Не считая, что Солнышко утащила Анюту с собой «помогать со въездом» – и вежливый папа Анюты, перед тем как нажать неработающий звонок, долго вытирал ноги, на ухлюстанном побелкой, пластмассовом половичке.