Поляна чистых душ
Шрифт:
Старик горестно хмыкнул.
– А то и потопчешься по ним, будто и такое в старину бывало. Выберется измученный человек из болот, а на подошвах нити цвета неба прилипли, не отодрать их, в руках тают да темнеют, на глазах в пыль расползаются. Зато счастливчики…
Старик застонал, закашлял, зашуршал бумажным носовым платком. Лелька сочувственно и невнятно забухтела.
– Бабуля говорила: ежели святая Дева Мария к поляне допустит, ежели признает помыслы чистыми, душу безгрешной – жить тебе под ее заботливой материнской рукой до самой смертушки. Все
Старик какое-то время помолчал. Потом глухо, с явной неохотой буркнул:
– Жила в соседней деревушке девчонка одна. Сирота, при бабке глухой да слепой. Еще и юродивая малость. Косила глазки безбожно, да и говорили еле-еле, как полный рот каши набрала, не понять, чего толкует. Ребятня ее сторонилась, дразнила, что понятно – юродивая!
Как-то коза у них пропала. Исчезла, как и не было, веревку, что ль, эта Лушка плохо к ноге привязала? Бабка так кричала на нее, полдеревни сбежалось. А Лушка козу пошла искать, да и сгинула. Три дня где-то плутала. А вернулась домой с козой да с веткой цветущей, будто кусочек ясного неба в руке держала, день-то как специально пасмурный выдался.
Ох, что было! Я как раз в той деревне у дядьки гостевал, каникулы все ж. Народец точно с ума сошел! Все в болота ринулись. Скопом. Сирота, Лушка-то, сказывала – совсем рядом нужное болотце. Час от берега к нему идти, не больше. И поляну издали видать. Лушку, мол, к ней словно позвал кто. Не кружила совсем, по прямой к дивной поляне вышла, как тропку среди страшного болота для нее проложили.
С того дня Лушку как подменили. Косоглазие за неделю на нет сошло, говорить стала ясно да разумно, личико будто заново нарисовали. То, да не то!
Лелька что-то уронила и извинилась.
– Тем же летом бабка ее померла, а в деревню какая-то экспедиция научная завернула на день-другой, заповедник ближайший исследовала. Вот Лушку-то пара бездетная и прихватила с собой, в дочери взяла. Вся Лушкина жизнь в одночасье по другому руслу пошла-побежала!
Старик взволнованно засопел. Звучно высморкался и уже спокойнее сказал:
– Потом, много позже, она в ту деревушку заезжала с детьми своими, малую Родину им показывала. Куда там прежней Лушке! Замужняя дамочка, с образованием, все при ней, на собственной машине прикатила, сама за рулем…
А поляну никто из деревенских так и не нашел. Старики сказывали – такое не раз в их краях случалось. Дитя невинное принесет с болот диковинные цветы, и потом благословенье Божье всю жизнь при нем. Обскажет все родителям обстоятельно, без утайки, откуда в мальце хитрость-то? Ну, людишки, ясно-понятно, в болота кинутся – а поляны-то и нет как нет! Пробовали и с ребенком ходить, да без толку. Волшебная поляна чужих и с ними к себе не подпускала. Бабуля заверяла – сам малец выйти к цветам второй раз не мог. Не дано-с!
Старик протяжно вздохнул. Лелька осторожно уточнила:
– Значит, если эти цветы
– Верно. При тебе останется счастье-то, на всю жизнь.
– И цветут кусты именно в конце июня?
– Так старики говорили. Сегодня у нас что? Пятнадцатое? Вот с двадцать второго и зацветут. На неделю, а то и поболе.
– И карту вы мне дали самую подробную, и болото нужное обозначили?
– Так. Только учти, дочка, не всякого та поляна к себе подпустит. Ни с чем уйдете, не кляните меня. Себя кляните! Души в чистоте не уберегли.
– Поляна чистых душ, – задумчиво пробормотала Лелька.
– И чистых сердец, – строго дополнил старик. – Остальным там делать…
Пленка зашуршала, запись кончилась.
Тамара сама себя вслух спросила:
– Ну и на кой черт я эту дурацкую запись в тысячный раз слушаю?
Лежащий у нее в ногах грязно-белый бультерьер поднял голову и насмешливо фыркнул. Тамара с горечью воскликнула:
– Ты прав, Крысеныш! Из-за Лельки!
Пес грозно заворчал: имя Тамариной старшей сестры всегда лишало его сна. Крыс сел, завертел тяжелой головой и шумно потянул носом воздух. Недовольно покосился на хозяйку и потрусил на кухню, проверить миску.
Тамара пошла следом. Наполнила водой чайник, бросила разочарованному Крысу – пустая миска-то! – печенье и пробормотала:
– Интересно, зачем Лелька сунула мне диктофон?
Крыс проглотил подачку в секунду. Облизнулся и умильно уставился на хозяйку, он обожал овсяное печенье. Тамара машинально сунула в зубастую пасть еще одно. Крыс сладостно зачавкал. Бультерьер не верил собственной удаче: еще утром хозяйка грозила диетой и безжалостно мяла ему бока, попрекая лишним жирком.
Тамара налила чаю, рассеянно положила сахар и отрезала лимон. Сполоснула нож и нерешительно взяла сотовый телефон. Понянчила в руке, но звонить не стала.
Пила чай и озабоченно думала: «Чего ради Лелька подсунула мне эту сказку? Да еще не успела я сойти с поезда. Надо же – не поленилась встать пораньше, чтобы меня встретить! Сама. А обычно мужа на вокзал присылала или Лешке Сазонову звонила…»
Тамара поперхнулась чаем и мучительно закашляла. Последняя мысль нешуточно напугала ее. Девушка поднапрягла память, но не смогла припомнить ни одного случая, когда Лелька ЛИЧНО встречала московский поезд.
Серега, муж ее, – другое дело. Или Лешка – Тамара невольно заскрежетала зубами – друг единственный, чтоб его…
О предателе Сазонове даже думать не хотелось, и Тамара поспешно вернулась мыслями к сестре. И раздраженно сдвинула брови: хрен редьки не слаще. Эти двое отравляли ей жизнь! Вместе или порознь – какая разница!
Тамара нервно отставила чашку. «Нет, правда, что за странная легенда? Лелька ничего не объяснила. Повисела у меня на шее, поахала, как я чудно загорела в Крыму, и все. Ну, сунула Сереге корзины с фруктами и сумки, потом оттащила меня в сторону. Зачем, а? Не стала отдавать диктофон при муже…»