Полярная мечта (С иллюстрациями)
Шрифт:
Маша решила, что самое лучшее — это показать сейчас пропуск и рассеять некоторые недоразумения.
Удивленный Росов долго рассматривал пропуск на имя доктора физико-математических наук Марии Сергеевны Веселовой, заместительницы академика Овесяна по руководству специальной лабораторией в Проливах. Окаменевшее лицо летчика наливалось краской стыда. Он вернул пропуск Маше и сказал сдержанно:
— Предъявите начальству в аэропорту. Меня за глупости простите. Пойду самолет готовить.
И он пошел от Маши, не говоря больше ни слова. Маше хотелось побежать за ним, остановить, но она словно
…Маша была единственной пассажиркой самолета в этом рейсе от Голых скал до Проливов.
Всю дорогу Маша думала о необыкновенном своем приключении. И, как ни странно, она совсем не думала о близкой встрече с Амасом Иосифовичем.
Когда самолет стал крениться, Маша спохватилась, что они уже прилетели, и вошла в кабину летчиков. Аубеков и Костя лежали на верхних койках. Штурман сидел за своим столом, не поднимая головы. Дверь в кабину управления, как обычно, была открыта. Маша увидела широкую спину летчика, напряженную сильную шею, высоко подстриженный затылок. Пилот вел машину на посадку и всецело был этим поглощен. Маша тихо прикрыла дверь, никем не замеченная.
Через несколько минут самолет приземлился. «Воздушные мушкетеры» вышли проводить свою «знатную» пассажирку, но были совсем не шумными, очень вежливыми.
Командир корабля не появился. Маша очень обиделась, очень!
Она вышла из самолета и сразу попала в объятия к Овесяну. Академик усадил Машу в вездеход, закрыл пологом, сам устроился рядом.
— Используем опыт строительства мола, — с жаром объяснил он. — Ведем работу прямо со льда. Сейчас вы увидите контуры наших сооружений. Размах — космический.
Маша не смотрела вперед, где должна была увидеть эти «контуры», — ей хотелось оглянуться.
Глава одиннадцатая
НОВЫМ ПУТЕМ
По коридору ледокола почти бежала Галя, на ходу стряхивая снег с меховой куртки. Постучала в каюту Алексея и порывисто распахнула дверь.
Алексей сидел, склонившись над столом, из репродуктора слышались шорохи и голоса. Галя застыла на пороге.
— Почему же трубы не выходят, если вы прогрели их током? — кричал Алексей. — Почему, говорю, не выходят? Нельзя послать к вам Денисюка. Не может он разорваться. У него тоже кранов не хватает. Простите, тут у меня другой вызов. — Алексей переключил какие-то рычажки. — Что? Опять срыв? Глубина больше, чем предполагали?.. Нет, и не думайте лезть в воду, к водолазным работам возвращаться не будем. Собирайте трубы на льду, а не под водой! Спускайте готовым блоком…
Алексей выключил аппаратуру, оглянулся и, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, улыбнулся Гале. Под глазами у него были темные круги.
— Как хорошо, что ты приехала! Что-нибудь срочное? Опять срыв? Отовсюду сообщают, что срыв.
— Почему ты думаешь, что произошло что-нибудь? — спросила Галя, протягивая руку. — Здравствуй, Алеша!..
Зазвонил телефон. Алексей снял трубку правой рукой, левую протянул Гале.
— Колонну вездеходов я уже направил к вам. Вы задерживаете сводку о замораживании. С меня Ходов ее требует. Хорошо, я буду ждать, — Алексей повернулся к Гале. — Почему думаю?
Галя опустила голову.
— А я думала, что ты никогда не замечаешь.
Алексей встал.
— Это верно, Галя. Я не замечал… не замечал, — добавил он с особым ударением.
Галя вспыхнула.
— Что, Алеша, трудно? — совсем о другом спросила она.
— Трудно, Галя, очень трудно… Садись, рассказывай, что там у вас случилось? Так плохо идет работа на опытном участке!.. Никак не ладится, расползается все… Василий Васильевич и тот нервничает, все напоминает, что никогда не верил в новый метод.
— У нас ничего не случилось, Алеша. Мы просто закончили разведку грунтов дна.
— Как закончили? — удивился Алексей.
— Спешили, работали без сна, чтобы перейти в твое распоряжение. Нас трое, вездеход… Мы сможем помочь в наиболее трудном месте на опытном участке. Так решил наш комитет комсомола.
— Спасибо, Галя, — сказал Алексей, пристально глядя на девушку. — Дай я помогу тебе снять куртку. Здесь тепло… А тебе в последний месяц и погреться было негде.
— Как у тебя хорошо! — Галя сняла шапку, черные волосы рассыпались, она откинула их со лба. — Знаешь, я часто представляла тебя в этой каюте. Вот и не удержалась, — она виновато улыбнулась, — прибежала… Скажи, очень плохо на участке?
— Да, плохо. Мы отстаем от всего строительства. Трудно с вытаскиванием и переброской труб. Но в то же время отказ от подводных работ оправдал себя.
— И что же теперь?
— Спасибо, Галя! И за разведку спасибо… и за то, что зашла ко мне. Понимаешь, у меня все время было ощущение, что мне кого-то не хватает.
— Кого-то? — спросила Галя.
— Знаешь… должно быть, мне тебя не хватало.
— Почему меня?
— Теперь как-то сразу хорошо стало, уверенно!
Алеша усадил Галю перед собой на стул, все так же пристально глядя на нее, но не замечая ее состояния.
— Понимаешь, Галчонок, мы с тобой, наверное, настоящие друзья. Хорошо мне с тобой!.. Не могу толком объяснить. Час назад дело так плохо шло, казалось, руки опускаются. А теперь словно после отдыха. Так много хочется сделать!
Алеша рассмеялся, порывисто взял Галю за худенькие плечи и от избытка внезапно нахлынувших сил встряхнул ее.
Галя слабо сопротивлялась:
— Алешка! Ключицу сломаешь.
— Стальные прутья могу согнуть. Все преодолеем, Галчонок, все… Чем хуже
— тем лучше! Большему научимся… — Он вскочил и, неожиданно задумавшись, остановился посредине каюты. — Разные с женщинами могут быть отношения. Я горжусь, необыкновенные они у нас с тобой, а вот с Женей…
Галя нахмурилась, но Алеша продолжал, глядя через иллюминатор в темноту полярной ночи:
— Может быть, так и должно быть. Любовь — я твердо в это верил, — она расслабляет. Любовь и творчество, по крайней мере техническое творчество, несовместимы! В самом деле, надо задевающие за душу слова придумывать, а тут трубы на уме. Словом, проза. Любовь требует поэзии. Ты любишь поэзию?
Галя сидела с низко опущенной головой.
— Люблю, — тихо проговорила она.
— Женя любила Блока. Я специально учил для нее… Подожди… как это…