Полярная ночь
Шрифт:
Уже месяц я словно нахожусь вне пространстве и времени. Это меня немного беспокоит. Беспокоит больше, чем непонятное существо из воды и чернил.
1 октября
Тревога усиливается. Я ничего не успеваю. Мне кажется, что они осуждают меня…почему? Я ощущаю себя плохой матерью, плохой женой.
Но я всегда была ему верна, я всегда делала всё для нашего счастья. Я и мужчин других-то не знала. Я родила детей, потому что он этого хотел, я отказалась от карьеры
В последнее время я ловлю себя на мысли, что мне хочется сбежать от них. Я не хочу оправдываться за каждый свой поступок…
Они считают меня виноватой во всех бедах. Но что я делаю не так?
Я помню как всё начиналось. Мы все ощущали что-то неладное. В воздухе повисло напряжение, это была затяжная пауза. Наши нервы были накалены.
Мне 32 года, я состоявшийся журналист. Я живу в большом городе и у меня есть всё, что делает современного человека счастливым – стабильный доход, планы на будущее, уважение в обществе. Я не замужем и никогда не была.
Я не психолог, но мне кажется, что моё отношение к концепту семьи начало складываться именно тогда, когда имя доктора Хольмебрга в нашем доме стало звучать чаще, чем молитва или пожелание доброй ночи. Мама в упор отказывалась видеть проблему, папа за годы вахт в суровых условиях стал слишком прямолинейным и настойчивым. Мы же с Хуго разрывались между ними. Хуже ситуации не придумаешь. Они часто спорили, разговаривали на повышенных тонах. Нам оставалось только закрыть глаза и уши, чтобы этого не видеть и не слышать.
Однажды в очередной напряженный вечер я закрылась у себя в комнате и долго плакала. Плакала почти до утра под одеялом. Тогда никто не пришел поцеловать меня перед сном и пожелать хороших снов. Я уснула на рассвете с мыслью, что лучше бы папа не возвращался.
Однако, я понимала, что он прав. С мамой творилось что-то неладное.
Из записок доктора Эрнеста Хольмебрга
3 сентября
Не так давно ко мне обратился муж одной пациентки, госпожи Е. (имя скрыто по этическим нормам). Жалобы мужа стандартны:
– головные боли;
– нарушение сна;
– галлюцинации (заявляет, что видит в окне некое существо);
– эмоциональная нестабильность;
– апатичное состояние.
Госпожа Е. – 37 лет, 12 лет в браке, двое детей. Работает преподавателем искусства в художественной школе. Ранее на учёте у психиатра не наблюдалась.
Сегодня, в 13:00 госпожа Е. пришла на прием в сопровождении мужа. Визуально наблюдается повышенная тревожность. Постоянно смотрит по сторонам, прямого контакта в глаза избегает. Признаки самодеструктивного поведения отсутствуют.
Потенциальную проблему отрицает. Утверждает, что чувствует себя нормально.
Подозреваю раннюю стадию психоза.
Вообще, я понимаю, что доктор Хольмберг делал все, чтобы ей помочь. Однако, чем больше я анализирую эту ситуацию, тем больше осознаю, что всё это было предначертано нам судьбой. Помню, как через год после событий я задавала себе вопрос, почему именно я? Почему мы? Мы ведь самая обычная семья, ничем не выдающаяся, мы жили как все, развивались как все, мы запекали утку на день благодарения, вырезали тыквы к Хэллоуину и украшали дом к Рождеству. В нашем семейном
Сейчас эти фотографии хранятся у меня в далеком ящике. Мне больно открывать альбом, больно осознавать, что все могло быть иначе. Но больнее всего тот факт, что мы никогда не поймем почему так произошло.
Слишком много драмы для начала истории. Пора продолжать.
Из дневников Патти.
6 октября
Так мало тыквы уродилось в этом году. В целом, год неурожайный. Не думаю, что мы сможем запастись витаминами на зиму.
Доктор Хольмберг говорит, что в душе я боюсь прихода новой зимы, он думает, что это обостряет мои фобии и страхи. Ох, глупости всё.
Йенс говорит, что я уже не так остро воспринимаю комментарии доктора по поводу моего здоровья. Я смиряюсь, да. С одной стороны я понимаю, что он хочет помочь, я с другой стороны – я не прошу помощи. Вся эта суета,тревога…всё это окружает меня в последние месяцы. Я не могу привыкнуть к новому образу жизни.
Сегодня Хуго спросил меня, когда я в последний раз рисовала. Я подумала и вспомнила, что уже больше двух месяцев не прикасаюсь к кистям. В моей жизни не было периода, когда я переставала рисовать. Даже во время беременности, когда меня мучил ужаснейший токсикоз и тошнило даже от запаха холста, я не переставала творить. Помню, как тогда нарисовала лавандовое поле на закате. Потом неделю не могла смотреть на фиолетовый цвет, мне казалось, что он пахнет водорослями во время цветения воды.
Писатели имеют тенденцию исписываться, значит, художники изрисовываются. В последнее время я потеряла к этому всякий интерес.
Вчера приходила Форма. Она…оно…стояло у меня за спиной, когда я гладила рубашку Йенса. Оно стало заходить в дом. Оно просто ходит за мной, молча. Даже когда я его не вижу, я слышу скрип полов от его шагов. Почему-то, даже вблизи я не могу рассмотреть его очертания. Вдали оно казалось лучше очерченым.
Иногда оно кладет свою гигантскую ладонь мне на плечо и я ощущаю невыносимую тяжесть. Оно ходит за мной по дому с ладонью на плече и уже через 10 минут я ужасно устаю.
Доктор Хольмберг спросил меня, почему я его не боюсь?
А почему я должна? Оно не вредит мне. Я больше боюсь, что скажет Йенс. Один раз он застал меня смотрящую в окно. Он несколько минут наблюдал за мной, а потом спросил, на что я так внимательно смотрю. Я ответила, что это Форма выходит из воды. Оно походило ближе и ближе, но Йенс ничего не видел. Он начал доказывать мне, что там ничего нет. Как нет, если я прекрасно вижу, что есть?