Полярник
Шрифт:
— Ну, ладно. Тогда бывай здоров! Мне еще собаку в вольер вести. А, может, по пивку?
Я не успел никак ответить, участковый с сожалением махнул рукой:
— Нет, сегодня не получится. В другой раз.
Он пожал мне руку и залез в машину. Собака вздохнула и кивнула мне головой.
— Заезжай, будет время, — сказал я.
Больше пересечься с участковым нам не довелось. Может и правильно. Хотя, вроде бы, создавал он впечатление вполне нормального человека.
Зато пришлось побрыкаться, отбиваясь от непонятных чужих транспортных налогов. А потом еще и краткосрочное лишение свободы трудами совсем незнакомых мне людей.
Но ведь не морского же!
Вылет во Франкфурт прошел настолько стремительно, что в Питере мне не удалось ни встретиться с друзьями, ни купить на работу толстую книгу, ни обременить себя пиратскими копиями фильмов. Позже, добравшись до парохода, я чувствовал себя голым предателем, потому что не сумел обеспечить досуг товарищей, подкинув им новые развлечения. Сам же я сразу упал на хвост второму механику, который, уныло показывая на стопку компакт дисков, сокрушался, что все девяносто три фильма просмотрены им уже единожды, а так хочется чего-то новенького, Балабановского. Но это случилось позже.
А пока я так же в хорошем темпе перелетел в Амстердам, вышел на железнодорожный вокзал, да призадумался: мне нужно было добираться до Роттердама. Конечно, мне выдали краткое описание моего маршрута, но оно было на обратной стороне листка с гарантийными обещаниями компании, что в Европе меня встретят, облобызают, довезут до гостиницы и обеспечат питанием. Таможенный офицер, перед которым мне пришлось встать со всеми бумагами, поудивлялся над шенгенской визой (будто я ее сам себе поставил, а не в консульстве), пересчитал мою наличность и стал допытываться о цели моего визита. Я не позволил себе излишне разглагольствовать, имея печальный опыт на Родине, где моя манера говорить (брызгать слюной, хвататься за грудки и страдать метеоризмом) неизменно вызывала раздражение у правоохранительных органов. В скобках — я пошутил. Но менты по всему миру одинаковы, поэтому лучше помалкивать.
Я предъявил на свет гарантийное письмо, которое чиновник поспешил убрать в свою конторку, и дал мне зеленый свет на доступ вместе с толпами арабов и негров в Европейский союз. Эти толпы почему-то проверяли быстро, может, доверия к ним больше?
Тем не менее, я лишился детального описания своего передвижения, на улице смеркалось несколько часов назад. Хорошо, хоть название гостиницы, куда мне следовало добираться, запало в мозг: «Стелла Марине», почти как «Стелла Артуа».
Билет до Роттердама я приобрел легко, решив не рисковать и ехать на центральный ж/ д вокзал. Добрый кассир не только за мои еврики выдала мне картонный талон, но и указала на электричку, которая готовилась к отъезду. В вагон с пластмассовыми сиденьями кроме меня зашла еще девушка типично голландской внешности и принялась ожесточенно читать местную прессу, наваленную на каждом столике.
Пятнадцать минут я ехал молча, обнимаясь со своим чемоданом, моргая на огни в окне. Потом по трансляции что-то произнесли долго и витиевато. Русских фраз услышать я и не надеялся, но, к удивлению, и английских не уловил. Девушка же отреагировала на принятую информацию и принялась поправлять прическу, добавляя в ней цинизма, застегивать легкомысленную курточку и трамбовать вещи в дорожной кожаной сумке фирмы «Самсонайт». Судя по
— Извините за беспокойство! Вы говорите на румынском?
Эта фраза досталась мне в наследство от моего друга Стюарта еще со времен Малайской одиссеи.
— Нет, — удивилась девушка.
Слава богу, мы разговаривали на одном и том же языке, так что про румынский можно забыть.
— Вы не подскажете мне, смогу ли я на этом поезде добраться до центрального вокзала Роттердама?
— Нет, — опять произнесла моя собеседница. Может, она других слов попросту не знает? Но девушка развеяла все мои опасения:
— Этот поезд дальше не пойдет, так что нужно пересаживаться на другой. Об этом только что объявили. Кстати, мне тоже ехать в ту сторону, так что я Вам помогу. Если Вы, конечно («заплатите» — подумал я в тревоге), желаете.
— Очень желаю — иначе заблужусь здесь, а мне еще дальше ехать.
— Матильда, — представилась она мне и протянула руку. — Можно просто Мэт.
— Кристофер Робин, — ответил я, пожимая руку. — Можно просто …(чуть не сказал «Вини Пух») Саша.
— Пошли, Сача?
— Пошли, — сказал я и схватил в обе руки свои сумку и чемодан. Поезд плавно остановился. — Позвольте помогу Вам вынести вещи?
Мэт скептически осмотрела меня, придумывая, как бы я смог взять ее багаж. Улыбнулась, оценив мою галантность, и вышла на перрон.
Следующего поезда пришлось ждать почти пять минут. За это время к нам подошел местный негр, прижимающий к уху трубку (телефонную, а не курительную) и вежливо попросил ручку. Свои у него, видать, закончились. У меня, конечно, были с собой принадлежности для письма, но разоблачать себя я не стал: вдруг, это «Ручечник»? Ну а Мэт, разворошив содержимое карманов своей сумки, нашла-таки заветный «Паркер» с золотым пером. Негр тут же нарисовал у себя на руке несколько цифр задом наперед. Нет, рисовал он, конечно, свободной рукой, но мне представилось, что он тайный наркодиллер и пишет секретную информацию о поставках анаболитических стероидов в женскую сборную по плаванию ГДР. Впрочем, Германия уже давно объединилась, а я начал тосковать по дому, несмотря на все попытки себя развлечь.
Мы, наконец, забрались в свою электричку, и Мэт начала со мной беседовать. Она оказалась Олимпийской чемпионкой начала девяностых по гонкам на сдвоенных велосипедах, тандемах. Дедушка у нее был знаменитым послевоенным голландским композитором, а сейчас она ехала домой от своего парня, который живет в Англии.
— Парень тоже Олимпийский чемпион? — вежливо поинтересовался я.
— Нет, он архитектор, один из участников Брюссельского проекта. Сейчас работает над очень важным объектом, но я к нему езжу три раза в месяц.
Брюссельский проект был мне, к стыду, не знаком, но переспрашивать я не стал. Вообще, навалилась какая-то странная усталость, скорей бы добраться до гостиничной койки!
— Ну, а ты чем занимаешься? — спросила меня Мэт.
— А я, к стыду, просто моряк. Теперь вот старший механик. Спортом тоже занимался, на лыжах гонял. Но с моей специальностью совмещать спорт и работу не получается.
— Ну что ты говоришь? Моряк — это так романтично!
— Да. Беспредельно романтично. Особенно в качку.