Полярный конвой. пушки острова наварон. (сборник)

Маклин Алистер

— Почему всегда мы, сэр? Всегда мы? Почему бы начальству не послать разок эту плавучую казарму, от которой нету никакого проку? Вертится, проклятый, из месяца в месяц вокруг своего якоря…

— В этом-то и дело, — с серьезной миной прервал его Брукс. — По словам штурмана, «Кемберленду» никак не удается поднять якорь. Мешает гора жестянок из-под сгущенного молока и сельди в томатном соусе, выросшая за последние двенадцать месяцев на дне океана.

Николлс, казалось, не слышал его и продолжал:

— Изо дня в день, из месяца в месяц они

посылают «Улисса» эскортировать транспорты. Меняют авианосцы, посылают замену эсминцам — кому угодно, но только не «Улиссу». Ни малейшей передышки. Зато «Герцог Кемберлендский», который только и пригоден для того, чтобы посылать громил для расправы с больными, измученными людьми, за одну неделю сделавшими больше, чем…

— Умерьте свой пыл, мой мальчик, — пожурил его Брукс. — Разве это расправа — трое мертвецов да горстка раненых героев, которые отлеживаются в лазарете? Морские пехотинцы лишь выполняли приказание. Что касается «Кемберленда», то тут ничего не поделаешь. «Улисс» — единственный корабль флота метрополии, оснащенный для сопровождения авианосцев.

Осушив стакан, Николлс задумчиво посмотрел на Брукса.

— Временами, сэр, я даже симпатизирую немцам.

— Вы с Джонсоном одного поля ягоды, — заметил Брукс. — Узнай адмирал Старр, что вы собой представляете, он бы на вас обоих надел наручники за враждебную пропаганду, а потом… Вы только посмотрите! — подался вперед Брукс. — Взгляните на старого «Герцога», Джонни! С сигнального мостика поднимаются целые метры простыней, а матросики бегут-бегут, как ни странно, — прямо на бак. Налицо все признаки активности. Ну и чудеса, черт побери. Что вы на это скажете, Николлс?

— Наверное, к увольнению на берег готовятся, — проворчал Николлс. — Что еще могло всполошить этих бездельников? И кто мы такие, чтобы завидовать им, чьи ратные труды оценены по достоинству? После столь долгой, ревностной и опасной службы в арктических водах…

Последние слова Николлса заглушил пронзительный звук горна. Оба офицера машинально посмотрели на динамик, в котором что-то потрескивало и гудело, затем изумленно переглянулись. В следующее мгновение оба были на ногах: к настойчивому, леденящему кровь призыву горна — сигналу боевой тревоги — невозможно привыкнуть.

— Боже правый! — простонал Брукс. — Не может этого быть! Неужели опять? Здесь, в Скапа-Флоу?!

«Боже мой! Неужели опять?! Здесь, в Скапа-Флоу?!»

Эти слова были у всех на устах, в умах и сердцах семисот двадцати семи измученных, постоянно недосыпающих, озлобленных моряков в тот хмурый зимний вечер на рейде Скапа-Флоу. Ни о чем ином они и не могли думать, заслышав повелительный окрик горна, от которого тотчас замерла работа в машинных отделениях и кочегарках, на лихтерах, откуда шла погрузка боеприпасов, на нефтеналивных баржах, в камбузах и служебных помещениях.

Лишь об этом думали люди, думали с еще более пронзительным отчаянием, еще острее почувствовав озлобление при этих пронзительных звуках тревоги, разорвавших блаженство забвения, вернувших

их к железной суровости реальности.

Это был критический момент. «Улисс» мог в эту самую минуту навсегда окончить свое существование как боевая единица. Это был именно тот момент, когда озлобленные, измученные люди, едва успевшие несколько прийти в себя в сравнительной безопасности защищенного рейда, могли восстать против беспощадной системы бездушного насилия и принуждения, убивавшей в человеке душу живую. Более подходящего для мятежа момента не могло и быть.

Момент настал и прошел. Мысль о мятеже лишь на какое-то мгновение коснулась умов и тотчас исчезла, заглушенная топотом ног разбегавшихся по боевым постам людей. Чаша весов склонилась в сторону более привычного порядка вещей. Возможно, тут сыграл свою роль инстинкт самосохранения. Хотя вряд ли — на «Улиссе» давно перестали заботиться о себе. Возможно, то было просто флотской дисциплиной, преданностью своему командиру или тем, что психологи называют условным рефлексом, — заслышав визг тормозов, вы инстинктивно отскакиваете в сторону.

Возможно также, тут было что-то иное.

Как бы там ни было, все помещения корабля были задраены по боевой тревоге за две минуты. На верхней палубе оставались лишь вахтенные матросы, обслуживающие шпиль. Никто не верил, что здесь, в Скапа-Флоу, их может подстерегать какая-то опасность, но все отправились на свои боевые посты — молча или бранясь, в зависимости от натуры. Люди шли с мрачным видом, неохотно, возмущаясь, сетуя на тяжкую свою долю. Но все-таки шли.

Отправился на свой пост и контр-адмирал Тиндалл. Он не принадлежал к тем, кто шел молча. Ругаясь на чем свет стоит, он поднялся на мостик и забрался на высокое кресло, находившееся в его левом переднем углу. Посмотрел на Вэллери и спросил недовольно:

— Что за переполох, командир? По-моему, все выглядит на редкость мирно.

— Пока ничего не могу сказать, сэр. — Вэллери озабоченным, внимательным взглядом обвел простор рейда. — Семафор от командующего. Приказано немедленно сниматься с якоря.

— Сниматься с якоря! Но почему, старина, почему?

Вэллери пожал плечами.

— Это заговор с целью лишить стариков вроде меня их послеобеденного сна, — простонал Тиндалл.

— Скорей всего, у Старра возникла очередная блестящая идея, и он решил немного встряхнуть нас, — проворчал Тэрнер, старший помощник командира «Улисса».

— Только не это, — решительно произнес Тиндалл. — Он бы не посмел это сделать. И потом, как мне кажется, он человек не злопамятный.

Воцарилась тишина — тишина, нарушаемая лишь шумом падающего града и зловещим щелканьем гидролокатора, доносившимся из динамика.

— Боже правый! Взгляните, сэр! «Герцог» утопил якорь! — вскинул к глазам бинокль Вэллери.

И действительно. На «Герцоге Кемберлендском», чтобы не выбирать якорь, расклепали якорь-цепь, и теперь нос огромного корабля, начавшего движение, стал медленно поворачиваться.