Полые люди. Стихотворения
Шрифт:
Если Указ Королевский таков,
Я вам отвечу: семь лет мое стадо
Было без пастыря пищей волков.
Море легло между нами преградой.
Я вам отвечу: семь лет на чужбине
Я претерпеть еще раз не готов.
Я вам отвечу: такого отныне
Вы не дождетесь во веки веков.
Первый рыцарь
В ответ на высочайшее повеленье
Ты нанес величайшее оскорбленье;
Безумец, которому ничто не
Воевать даже с собственною паствою.
Томас
Не я нанес оскорбленье королю
И не о его милосердии молю.
И не на меня, не на Томаса Бекета с окраины,
Вы, как гончие псы, натравлены.
Закон Христианства и Право Рима -
Вот к чему вы столь нетерпимы.
Первый рыцарь
Жизнью своей ты, однако, не дорожишь.
Второй рыцарь
На лезвии ножа ты, однако, задрожишь.
Третий рыцарь
Однако только предатели говорят так смело.
Втроем
Однако! Изменник, в измене своей закоснелый!
Томас
Власти Рима себя вверяю,
Если ж убьете меня, то, знаю,
Власти Господа вверен буду.
Четвертый рыцарь
Эй, Божье воинство, повяжи иуду!
Выдайте, именем короля, смутьяна.
Первый рыцарь
Или же сами падете бездыханны.
Второй рыцарь
Будет болтать.
Вчетвером
Меч королевский пора достать.
(Уходят.)
Хор
Вот они, вестники смерти; чувства обострены
Тонким предчувствием; я услышал
Пенье ночное и сов, я увидел в полдень -
Крылья перепончатые пластают, громоздкие
и смехотворные. Я ощутил вкус
Падали в ложке своей. Я почуял
Дрожь земли в сумерках, странную, постоянную.
Я услышал
Смех, примешавшийся к визгу звериному, визг
пополам со смехом: шакала оскал и осла
и галдение галки, и тарабарщину мыши
и табаргана, и гогот гагары-сомнамбулы.
Я увидел
Серые выи дрожащими, крысьи хвосты
мельтешащими в духоте зари. Я вкуси!
Скользкую живность, еще не уснувшую,
с сильным соленым привкусом твари подводной;
я ощутил вкус
Краба, омара и устриц, медуз и креветок -
и
на заре; я почуял
Смерть в белых розах, смерть в примулах, смерть
в колокольчиках и гиацинтах; я увидел
Тулово и рога, хвост и зубы не там, где всегда;
В бездну морскую возлег я, вдыхая дыханье
морских анемонов, взасос пожираемых губкой.
Возлег я во прах и взглянул на червя.
В небесах
С коршуном вкупе пронесся. Позверствовал
с коршуном и подрожал с воробьем. Я почуял
Рожки жука-навозника, чешую гадюки, быструю,
твердую и бесчувственную кожу слона, скользкие
рыбьи бока. Я почуял
Гниль на тарелке, и ладан в клоаке, клоаку
в кадильнице, запах медового мыла на тропах
лесных, адский запах медового мыла на
тропах лесных, в шевеленье земли.
Я увидел
Светлые кр_у_ги, летящие долу, к смятенью
Горилл нисходя. Мне ль не знать, мне ль не знать,
Чт_о_ наступить собиралось? Ведь было повсюду:
на кухне, в передней,
В клетях, в амбарах, в яслях и в торговых рядах,
В наших сердцах, животах, черепах в той же мере,
Как в злоумышленьях могучих,
Как в хитросплетениях властных.
Все ведь, что выпряли Парки,
И все, что сшустрили князья.
В наших мозгах, в наших венах напрядено,
Исшустрено колеей шелкопряда,
Вгрызлось в печенки всем женщинам Кентербери.
Вот они, вестники смерти; теперь слишком поздно
Сопротивляться - я каяться рано еще.
Ничто не возможно, кроме постыдного обморока
Согласившихся на последнее унижение.
Я согласился, растоптанный, изнасилованный,
Вовлеченный в духовную плоть природы,
Укрощенный животною силой духа,
Обуянный жаждой самоуничтожения,
Окончательной и бесповоротной смертью духа,
Окончательным оргазмом опустошения и позора.
Архиепископ, владыка наш Томас, прости нас,
прости нас, молись за нас, чтобы мы могли
тебя помолиться из глуби стыда.
Входит Томас.
Томас
Мир вам, мир вашим помыслам и страхам.
Все так и будет, и со всем смиритесь.
То ваша часть всеобщей ноши, ваша
Часть вечной славы. Таково мгновенье,
Но будет и другое - и оно
Пронзит вас жгучим и нежданным счастьем,
Всю мощь Господня Промысла явив.
Вы все забудете в заботах по хозяйству,
Все вспомните потом у очага,
Когда забывчивость и старость подсластят
И возвращающимся сном представят память,
Перевранным во многих пересказах. Сном,
неправдой.
Избытка правды не перенести.
Входят священники.