Полынь и мёд

Манило Лина

И не дав ему сказать что-то ещё, пулей вылетаю из ставшего невыносимо душным помещения, а мне кажется, что в ушах звучит хриплый смех. Померещится же такое.

Свету нахожу в витаминном баре. Она помешивает трубочкой ярко-зелёный и наверняка очень полезный коктейль и грустно вздыхает.

– Извини, я задержалась. – Плюхаюсь на круглое сидение высокого стула возле сестры, а та снова вздыхает. – Он не пришёл?

Оглядываюсь по сторонам, но в баре, кроме нас, лишь одна девушка, спорящая с кем-то по телефону. И ни одного мужика.

– Он

ушёл, – заявляет грустная Света, а я пожимаю плечами.

Заказываю себе стакан морковного сока – с детства его люблю очень – и жду, когда Света разродится печальными откровениями.

Я хорошо её знаю, потому уверена: долго молчать у неё не получится. Это от родителей она может что-то скрывать, но не от меня.

– Вот, знаешь, я хожу сюда каждый вечер, и мне даже кажется, что нравлюсь Роме. Чувствую, что нравлюсь. Но как только я думаю, что настало время для сближения, он убегает. Представляешь?

Я не знаю, какие слова подобрать, чтобы объяснить своей любимой глупышке, что мужчина никогда не станет сбегать от той, которая ему действительно нравится. Если и бежит, то у него есть для этого железные причины. Наличие жены и детей, как вариант. Или нестандартная ориентация к примеру. Но рушить воздушные замки – тяжёлая миссия.

Пока решаю, как осторожно подойти к этой щекотливой теме, Света допивает свой коктейль маленькими глотками, всё сильнее морщась.

– Тьфу, гадость какая, – резюмирует, отставляя подальше пустой стакан. – Веришь, только ради Ромы пью эту дрянь.

– Ты сама уже зелёная, как этот коктейль. Пойдём отсюда, раз твой принц ускакал на своём мерине.

– Ты к нему жестока, – улыбается сестра, поднимаясь с места. – Он же не знает, что я его люблю. Иначе бы не ушёл.

Всё-таки в двадцать лет голова ещё слишком переполнена разными глупостями. А у Светы их слишком много. Как жаль, что людям сложно стать умными и мудрыми без набитых жизнью шишек и разорванных в клочья сердец.

– Блажен, кто верует. Но да, мне не нравится, что моя любимая красавица-сестра бегает за каким-то мужиком. Ни один этого не стоит.

– Жаль, что ты его не увидела, – сокрушается Света, когда мы едем обратно домой на такси. – Он всё-таки потрясающий.

Стремительно наступает вечер, и сумерки окутывают город плотной пеленой. Сограждане отдыхают после трудового дня за яркими окнами бесчисленных кафе и ресторанчиков, а мне вдруг отчаянно хочется выпить кофе в каком-нибудь крошечном баре, наблюдая за неспешно проплывающей мимо жизнью, и забыть хоть на мгновение обо всех тревогах и волнениях.

– Но ты же его не знаешь совсем, – напоминаю, но Света отмахивается от меня, как от надоедливой мухи. – Ладно бы он на твоих глазах кого-нибудь из огня вынес или ты с ним хотя бы парой слов перебросилась, а так… Картинка, образ. Вон, в певца какого-нибудь влюбись лучше – для психики безопаснее.

– Иногда никакие слова не нужны или геройские подвиги. Я просто чувствую, что

он нужен мне, а больше ничего знать не хочу.

Света отворачивается к окну, и я понимаю, что никакие доводы рассудка не помогут, пока эта дурь из неё не выйдет сама по себе или её не выбьет жизнь.

И пока едем в полной тишине домой, я думаю о настойчивом незнакомце. И, вроде бы, в нём есть абсолютно всё, что раздражает меня в мужчинах: наглость, нежелание слушать других, излишняя самоуверенность, выставленная на показ сексуальность, но он упорно лезет в мысли, хоть ты тресни.

Но позволяю себе думать о нём, потому что уверена: никогда мы больше не увидимся, а значит, могу в своём воображении рисовать абсолютно всё и никто об этом никогда не узнает.

Глава 5

Ксения.

Отчёт всю ночь упорно не хотел сходиться, хоть головой об стену бейся. Я крутила цифры и так и эдак, результат оставался неизменным – нулевым. И не то, чтобы я была такой уж тупицей – напротив, просто мысли никак не хотели течь в нужном направлении.

Плодотворной работе не помогали ни литр крепкого кофе, ни любимые яблоки, ни мамина фирменная запеканка – голова упорно отказывалась работать, а события прошедшего вечера как-то странно действовали на меня. Я стала рассеянная, а такая я себе категорически не нравилась.

Но я настойчивая, когда нужно. Особенно, если дело касается работы.

Всё-таки одолела отчёт, хоть и пришлось потратить на это целую ночь, но я официально могла гордиться собой.

И вот сейчас, пьяная вынужденной бессонницей и злая из-за дурацкой просьбы шефа явиться на работу раньше, вбегаю в двери нашей компании, торопясь на аудиенцию с дражайшим руководством.

Наша фирма снимает первый этаж старого пятиэтажного дома в довольно тихом районе города, и я рада, что здесь нет извечного шума офисных центров делового квартала. На парковке едва ли три машины и те, если не считать автомобиль шефа, принадлежат жильцам. Возле нашего входа практически некому парковаться, увы.

В помещении почти гробовая тишина, лишь доносится откуда-то тихое жужжание принтера да слышится звук тяжёлых шагов. Мне становится грустно, потому что работаю я тут с первого курса института, и всегда офис кипел жизнью, наполненный шумом голосов и приятной рабочей суетой, а сейчас…

Олег Борисович расхаживает в приёмной мрачной тенью себя прежнего. Заложив руки за спину, он меряет комнату широким шагом, будто бы секунды до катастрофы отсчитывает. Он очень болезненно переживает кризис, и я его понимаю – тяжело смотреть, как дело, которому ты отдал годы, стремительно идёт ко дну.

Иногда люди устают бороться, утомляются плыть по течению, особенно, когда всё вокруг грандиозно взлетает на воздух. Вот и Олег Борисович, кажется, потерял всякие ориентиры, и от этого печально.