Полынов уходит из прошлого
Шрифт:
Щербаков горько усмехнулся. Это сейчас показалось так же несбыточно, как если бы они решили своими силами изготовить самолет. Но мысль о крюках не оставляла его.
— Будем думать, — просто ответил он, — и будем искать.
У дома их встретил Александр Иванович.
— Прогулялись? — спросил он
— Да, — весело ответил Михаил, — замечательная прогулка.
— Устали?
— Что вы, Александр Иванович, я чувствую себя прекрасно. Какие изумительные места. Тут бы санаторий открыть.
— Ну, тогда за работу. Сегодня начнем
— Есть убирать плоды, — шутливо ответил Щербаков.
Он не хотел показать, что у него творится на душе. Посмотрев на Полынова, Щербаков перевел взгляд на его сына. «Как они похожи», — подумал он.
Внезапно у него снова возник вопрос: «А сколько же лет Павлу?»
Воспользовавшись тем, что тот вошел в дом, Щербаков спросил у Полынова:
— Александр Иванович, простите за любопытство, сколько вашему сыну лет?
Тот внимательно посмотрел на Щербакова.
— А как вы полагаете?
— Не больше двадцати.
— Вот как? Это приятно слышать.
— Неужели ему больше?
— Да, — печально проговорил Полынов. — Гораздо больше.
Но появился Павел, и разговор оборвался. Полыновский календарь говорил о том, что Михаил находился в ущелье уже несколько месяцев. Там, в центральной части страны, видимо, началась непогода. В Москве, наверное, шли дожди, а здесь, в ущелье, по-прежнему было тепло, и пышно цвела зелень. Только вечера стали немного прохладнее, да чаще над вершинами гор поднимались белые, кружевные вихри.
Трое запертых в ущелье людей сняли первый урожай пшеницы и теперь готовились к уборке второго. Длинные вечера они проводили вместе на веранде, при свете неяркого, но не дымящего пламени, читали, беседовали, смеялись, а иногда и пели.
И Михаил несколько успокоился. О Лене он старался не думать. Если не сейчас, то еще через некоторое время, через полгода, год, она выйдет замуж и, возможно, как-нибудь вспомнит, что был какой-то Щербаков... А если она по-настоящему любит его? Но Михаил даже в мыслях не хотел требовать от девушки, чтобы она оставалась верной ему. Мало ли прекрасных людей, которых можно и есть за что полюбить. Только бы не вышла за Малинина. Не зависть и не ревность заставляли думать именно так. Просто он искренне хотел, чтобы Лена была счастлива, а Малинин, — в этом Михаил был твердо уверен, — не тот человек, который может принести счастье. Другими глазами, чем она, Малинин смотрел на жизнь, и рано или поздно это сказалось бы.
Впрочем, для чего об этом думать? Все равно он бессилен что-либо изменить...
Думать надо о другом: где и как найти выход из ущелья? Крюки? Чтобы сделать их, потребуется года два-три или больше, но ведь все равно другого выхода нет. Важно найти подходящий материал. Лучшим материалом казалось ему дерево. Древесины в ущелье сколько угодно. Ни одно из известных ему деревьев не годилось для этой цели. Однажды Щербаков увидел большие со шляпкой деревянные гвозди, служившие Полыновым для различных хозяйственных целей.
— Павел, — поинтересовался Михаил у молодого Полынова, присутствовавшего при этом, — вы сами делали гвозди?
— Да, — ответил тот.
— Из какого дерева?
— Эвкалипта.
Вот оно что! Щербаков в первые же дни пребывания в ущелье обратил внимание на гигантские деревья, росшие недалеко от дома, достигшие, по подсчетам Михаила, около шестидесяти метров в высоту и пяти-шести метров в ширину. Гладкие стволы завершались зеленой, не дающей тени верхушкой. Вспомнил, он где-то читал, что древесина эвкалипта гораздо крепче дуба, тяжела, как железо, и не поддается гниению. В книге писалось, что эвкалиптовые мачты на кораблях выдерживают любые штормы.
Однако даже эвкалиптовые крюки в скалу не вобьешь; надо сначала сделать отверстия для них. Потребуются, кроме того, деревянные пробки; их придется вгонять в эти отверстия, а уже тогда забивать крючья в дерево. Долбить гнезда для пробок можно металлическими зубилами, которыми пользовался Полынов при обработке твердого камня, служившего ему при заточке различных инструментов. Эти зубила и два молотка Александр Иванович хранил в числе других вещей, захваченных им на Памир. Щербаков имел возможность убедиться в том, что зубила хорошо справляются со скальной породой.
После обеда, когда Павел ушел к себе в комнату отдыхать, Щербаков уселся на веранде за расчеты. Он хотел выяснить, какую длину и ширину должен иметь крюк, как лучше сделать пробки, в которые будут вбиваться крюки. Михаилу, инженеру по образованию, это не представлялось особенно трудным делом.
БЕСЕДА О ДОЛГОЛЕТИИ
В разгар работы в дверь постучали, на веранду вошел Полынов.
— Вы не спите? Заняты чем-то? — спросил он.
— Пожалуйста, Александр Иванович. Это не к спеху. Времени впереди много, — пошутил Щербаков.
— Не желаете ли пройти ко мне?
— С удовольствием.
В кабинете они уселись один против другого в плетеные кресла, накрытые чехлами из растительной массы. Полынов был, видимо, в хорошем настроении. Он смотрел чуть лукаво.
— Ну-с, молодой человек, так сколько вы даете моему Павлику лет?
— Я уже сказал, Александр Иванович, не больше двадцати.
— Это приятно слышать... Но ему гораздо больше.
— Сколько же?
— Представьте... Пошел тридцать второй.
— Тридцать второй! — воскликнул Щербаков.
Михаилу стало неловко за свое поведение. Ведь он относился к Павлу, как старший, несколько покровительственно, называл его Павликом... И Полынов это слышал.
— Мне думается, он и в пятьдесят будет выглядеть не на много старше, хотя в таком возрасте человека принято считать пожилым... А ведь это молодость.