Polystoria. Зодчие, конунги, понтифики в средневековой Европе
Шрифт:
Для Константина I после отплытия из Неаполя все шло как нельзя лучше. На Сицилии папу с почетом принял патрикий Феодор (это как раз он недавно устроил разгром Равенны). Затем понтифик долго пережидал холода в Гидрунтуме (Отранто). Вероятно, узнав о расправе с его людьми в Риме, он начал колебаться, ехать ли ему далее. Однако Юстиниан, продолжая начатую игру, направляет в Отранто собственного представителя с грамотой («печатью», как пишет автор), в которой предписывалось, чтобы все чиновники («судьи») империи принимали папу так, как если бы видели перед собой самого государя [44] . И Константин продолжил свое многообещающее путешествие на Восток.
44
«Dum vero Ydronto moras faceret, eo quod hiemps erat, illic suscepit sigillum imperialem per Theophnium regionarium, continentem ita ut ubiubi denominatus coniungeret pontifex, omnes iudices ita eum honorifice susciperent quasi ipsum praesentaliter imperatorem viderent» (LP. Vol. 1. P. 390).
Когда папа прибыл, наконец, к Константинополю, его встречали за семь миль от города. Для сравнения: экзарха римляне приветствовали за одну милю [45] , а при вступлении в Рим в 663 г. самого императора Константа II папа Виталиан вышел к нему на расстояние шести миль от городской стены [46] . «Делегация», принимавшая папу Константина, состояла из патрикиев и «всего синклита», «клира и народа», а возглавлялась сыном императора пятилетним Тиверием и патриархом Киром (705–711) (илл. 6). Папа вступал в город при ликовании клириков и простолюдинов, для которых этот день объявили праздничным [47] . (Иными словами, власти, надо полагать, запретили жителям столицы работать, потребовав вместо этого идти приветствовать папу Константина.) Римский епископ и его свита въехали верхом на конях, присланных им из императорской конюшни – сёдла, уздечки и чепраки сияли золотом [48] .
45
Судя, например, по тому, как принимали Карла Великого при его первом визите в Рим: «Et dum adpropinquasset fere unius miliario a Romana urbe…» (Ibid. P. 497).
46
«Et occurrit ei obviam Apostolicus cum clero suo miliario VI ab urbe Roma et suscepit eum» (Ibid. P. 343).
47
«Ubi egressus Tiberius imperator, filius Iustiniani Augusti, cum patriciis et omni sinclito et Cyrus patriarcha cum clero et populi multitudine, omnes letantes et diem festum agentes…» (Ibid. P. 390).
48
«…pontifex et eius primates cum sellares imperiales, sellas et frenos inauratos simul et mappulos, ingressi sunt civitatem» (LP. Vol. 1. P. 390).
49
«Domnus autem Iustinianus imperator audiens eius adventum magno repletus est gaudio. A Nicea Bythiniae misit sacram gratiarum actione plenam, et ut debuisset pontifex occurrere Nicomedia et ipse veniret a Nicea. Quod et factum est» (Ibid.). Готовность императора проделать полпути навстречу папе справедливо отмечается в качестве исключительного проявления вежливости (Ohme H. Das Concilium Quinisextum und seine Bisch"ofsliste… S. 71).
Когда же император и папа, наконец, встретились, Юстиниан, не снимая с головы венца, совершил проскинесис перед папой и поцеловал ему ноги. Затем они бросились друг другу в объятия. «И при виде такого смирения доброго государя весь народ сильно возрадовался» [50] . В следующее же воскресенье папа отслужил мессу перед императором, отпустил ему грехи и причастил его.
Падение императора в ноги папе вызывает в этом рассказе, конечно, особый интерес. Исключительным этот жест не являлся: еще в 633 г. вестготский король Сисенанд на IV Толедском соборе падал ниц на землю перед епископами [51] . Карл Великий сходным образом совершил adoratio для папы Льва III в Падерборне в 799 г. [52] История «государевых проскинесисов» в Византии пока не изучена и даже соответствующий материал еще не собран. Тот же, что сейчас известен, относится в основном уже к IX столетию. Так, во-первых, показателен фрагмент из обращения императора Василия I к Константинопольскому собору 869–870 гг. (точнее говоря, к сторонникам патриарха Фотия, осужденным соборными отцами) [53] . Император призывает их покаяться и говорит устами своего секретаря, что и сам может подать им пример. Ведь нет стыда в том, чтобы простереться перед Господом: государь и сам первым готов броситься перед Ним на землю, несмотря на пурпур и диадему. «Давите мои щеки, ходите по моим глазам, не стесняйтесь попирать спину императора, касаться ступнями головы, на которую возложен данный Богом венец» [54] . На все это василевс готов – ради восстановления церковного единства [55] . Во-вторых, проскинесис василевса изображен на знаменитой мозаике в тимпане главного портала нартекса собора св. Софии в Константинополе (илл. 7). Императора, простершегося в царском облачении и с венцом на голове перед Христом, восседающим на троне, обычно считают либо Василием I (867–886) [56] , либо же, что вероятнее, Львом VI (886–912). Оба приведенных примера выражают, похоже, готовность благочестивых императоров падать ниц перед Господом или же перед теми, кто в их глазах Господа воплощает – перед святыми людьми и епископами. Если данный намек понят мной правильно, то Юстиниан II приветствовал епископа Римского как святого и воплощение Господа. (Известны, кстати, и другие случаи, когда императоры совершали проскинесис перед папами [57] .) Стоит, правда, учесть, что, проявляя публично такое исключительное смирение, государь и себя самого успешно «стилизовал» в качестве правителя, исполненного исключительного благочестия. Предположение Х. Оме, что и Константин должен был совершить «встречный» проскинесис перед императором, о котором хронист счел нужным умолчать, не лишено оснований, но и не доказуемо [58] .
50
«In die autem, qua se vicissim viderunt, Augustus christianissimus cum regno in capite sese prostravit et pedes osculans pontificis deinde in amplexu mutuo corruerunt; et facta est letitia magna in populo, omnibus aspicientibus tantam humilitatem boni principis» (LP2. Vol. 1. P. 224).
51
«…primum gratias salvatori nostro deo omnipotenti egimus, post haec antefato ministro eius excellentissimo et glorioso regi, cuius tanta erga deum devotio extat, ut non solum in rebus humanis, sed etiam in causis divinis sollicitus maneat. Hic quippe dum in basilica beatissimae et sanctae martyris Leocadiae omnium nostrum pariter iam coetus adesset pro merito fidei suae cum magnificentissimis et nobilissimis viris ingressus, primum coram sacerdotibus dei humi prostratus, cum lacrimis et gemitibus pro se interveniendum domino postulavit» (Collectio Hispana Gallica Augustodunensis (Codex Vat. lat. 1341) [Electronic resource]. Fol. 71vb. URL:. Необходимо учитывать, что Сисенанд получил корону не по закону, а в результате переворота. Возможно, именно это обстоятельство стало причиной проскинесиса и слез, которыми он обливался перед соборными отцами.
52
МакКормик М. Карл Великий и Лев III: встреча в Падерборне в 799 году. Репрезентация королевской власти и визуализация одной концепции правления // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории – 2003. М., 2003. С. 25–41, здесь С. 32–33.
53
Подробности см., например, в кн.: Stiernon D. Konstantinopel IV. Mainz, 1975. (Geschichte der "okumenischen Konzilien; 5). О приводимых словах Василия I см.: Ibid. S. 143–144.
54
См. более пространную латинскую версию: «Qualis autem & est confusio, fratres, procidere Deo, & veniam expetere? […] Confusio quidem re vera est, & maximus pudor, immo vero in Deum dimicatio, nolle unumquemque proprium confiteri peccatum, & humiliari propter Christum, & lucrari & se & multos. Si autem omnino hoc confusionem arbitramini, ego, cui imperii superposita est corona, forma vobis efficiar hujus optimae humilitatis: ego qui imperitus, & insipiens sum, bonum initium ero vestrum, qui sapientes estis & clari scientia: qui in peccatis volutatus sum, primus vobis typus fiam, qui mundi estis, & virtuti operam datis: ego primus memet super pavimentum projicio, purpuram & diademam parvipendens. Ascendite ad genas meas, & per oculos meos incedite, nec reputetis magnum imperatoris calcare scapulas, neque vereamini pedibus tangere verticem, cui superimponitur a Deo donata corona» (Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio / ed. G.D. Mansi. T. 16. Venezia, 1771. Col. 94). Латинский и греческий тексты воспроизведены также в ст.: Scharf J. Der Kaiser in Proskynese. Bemerkungen zur Deutung des Kaisermosaiks im Narthex der Hagia Sophia von Konstantinopel // Festschr. Percy Ernst Schramm zu seinem siebzigsten Geburtstag von Sch"ulern u. Freunden zugeeignet. Bd. 1. Wiesbaden, 1964. S. 27–35, здесь S. 29. Anm. 16.
55
Действительно ли это высказывание императора можно назвать революционным для средневековой мысли, как считает Н. Ойкономидис, еще требует выяснения. См.: Oikonomides N. Leo VI and the Narthex Mosaic of Saint Sophia // DOP. 1976. Vol. 30. P. 151–172, здесь P. 160. Ср. также: Scharf J. Op. cit. S. 28–31.
56
Так, например: Ibid.
57
Примеры см. в кн.: Heldmann K. Das Kaisertum Karls des Grossen: Theorien und Wirklichkeit. Weimar, 1928. S. 290. Anm. 4. (Quellen u. Studien zur Verfassungsgeschichte des Deutschen Reiches in Mittelalter u. Neuzeit; 6, 2).
58
Ohme H. Das Concilium Quinisextum und seine Bisch"ofsliste… S. 73. Автор справедливо ссылается на кн.: Treitinger O. Die Ostr"omische Kaiser- und Reichsidee nach ihrer Gestaltung im h"ofischen Zeremoniell. Jena, 1938. S. 89–90. См. также: Ensslin W. Papst Johannes I. als Gesandter Theoderichs des Grossen bei Kaiser Justinos I. // BZ. 1951. Bd. 44. S. 127–134, здесь S. 134.
Автор Liber pontificalis обратил внимание на деталь, для него существенную: император пал к ногам Константина I, не снимая с головы царского венца (regnum). Вопрос о том, выполняет ли правитель тот или иной символический жест со всеми знаками его сана или же без них, не потеряет значимости на протяжении всего Средневековья. В доказательство можно привести пример, заведомо далекий как в географическом отношении, так и в хронологическом. В 1298 г. чешский король Вацлав II выполнял с короной на голове положенную ему по церемониалу службу виночерпия для своего сеньора – короля Римского Альбрехта I Габсбурга, – но делал это не по обязанности, а «из
59
«…hoc non de iure, sed ex mera dileccione, quam ad nostrum gerit personam…» (MGH Const. T. 4. P. 1. Hannoverae; Lipsiae, 1906. Nr. 35. P. 31–32, здесь P. 32 (17.11.1298)).
60
«…facimus […] quod licet illustres reges Boemie, dum rogati per reges vel imperatores Romanorum eos ad solempnem eorum curiam venire contingit, predictis rege vel imperatore coronam regalem gestantibus, cum eisdem et eis presentibus corona regia uti possint, non tamen in corona regia debent predicti reges Boemie predictis regi vel imperatori ministrare in officio pincernatus» (Ibid.).
61
Текст см в кн.: Zeumer K. Die Goldene Bulle Kaiser Karls IV. Bde. 1–2. Bd. 2. Weimar, 1908. Nr. 6. S. 60–61.
62
«Preterea in celebratione imperialis curie […] primum vero potum rex Boemie, quem tamen sub corona regali iuxta privilegiorum regni sui continentiam, nisi libera voluntate voluerit, non tenebitur ministrare…» (MGH Const. T. 11. Weimar, 1978–1992. P. 582 (IV. 3)).
Помимо того, стоит в будущем проверить, не заключался ли в императорском проскинесисе 711 г. уже тот особый смысл, который историки усмотрели в одном похожем, хотя и намного более позднем эпизоде. Когда германский король Генрих II (1002–1024) задумал создать Бамбергское епископство, его план вызвал серьезное сопротивление церковных иерархов. В 1007 г. высшее духовенство всех германских земель собралось во Франкфурте обсудить это намерение государя. Свое обращение к собору император начал с проскинесиса [63] . Более того, «всякий раз, как король замечал, что судьи (т. е. епископы. – М. Б.) начинают склоняться к неблагоприятному приговору, он смиренно падал ниц [перед ними]» [64] . Смысл этих жестов исследователи объясняют следующим образом: демонстративное смирение государя делало его просьбу неотклоняемой – проскинесис государя, его публичное унижение представляли собой тот последний аргумент, против которого епископы уже никак не могли возразить [65] .
63
«Consedentibus igitur hoc concilio per ordinem archiepiscopis cum suis suffraganeis rex Heinricus humillimus humotenus prosternitur et a Willigiso archiepiscopo, in cuius diocesi synodus habebatur, elevatus…» (Thietmar von Merseburg. Chronikon / hrsg. v. R. Holtzmann. Berlin, 1935. S. 311 (VI. 31). (MGH SSrGNS; 9)).
64
«Inter haec quocies rex anxiam iudicum sententiam nutare prospexit, toties prostratus humiliatur» (Ibid. S. 312. (VI. 32)).
65
Althoff G. Zur Bedeutung symbolischer Kommunikation f"ur das Verst"andnis des Mittelalters // FMASt. 1997. Bd. 31. S. 370–389; Weinfurter St. Authority and Legitimation of Royal Policy and Action: The Case of Henry II // Medieval Concepts of the Past: Ritual, Memory, Historiography / ed. by G. Althoff, J. Fried, P. Geary. Cambridge; N.Y., 2002. P. 19–37, здесь P. 19–20.
Маловероятно, чтобы Генрих II являлся изобретателем «проскинесиса как убедительной просьбы» – скорее он использовал хорошо понятный современникам прием из уже накопленного арсенала средств политического символизма [66] . Имелось ли это средство уже в распоряжении Юстиниана II, сказать определенно, разумеется, нельзя – во всяком случае до тех пор, пока не будут выявлены примеры его применения между VIII и XI вв. Тем не менее, как мы уже знаем, Юстиниану безусловно не помешал бы какой-нибудь действенный «последний аргумент», возразить на который папе было бы нечего.
66
Такое предположение сделано уже в ст.: Бойцов М.А. Указ. соч. С. 383.
Автор главы в Liber pontificalis не объясняет, по какой причине папе Константину достались неслыханные почести, более того – он ни слова не говорит и о том, ради чего, собственно, император так настойчиво звал его к себе. Из самого рассказа о поездке папы на Восток можно сделать вывод, что тот провел целый год вне Рима лишь ради того, чтобы принять почести при вступлении в столицу, причастить императора и отпустить ему грехи. Конечно, и такая миссия имела бы большое политическое значение, если бы папа Константин отличался выдающейся личной святостью. Однако при всем хорошем отношении к нему хрониста, биография папы не дает для такого предположения никаких оснований. Ближе к сути дела, вероятно, подводит упоминание, что император подтвердил все права церкви (надо понимать, естественно, Римской), отпуская папу в обратный путь [67] .
67
«…omnia privilegia ecclesiae renovavit…» (LP. Vol. 1. P. 391).
Рисунок политических обстоятельств, намеченный выше, с самого начала наводит на простую мысль, что небывало теплый прием был очередным средством склонить римского понтифика к признанию трулльских установлений или хотя бы части из них. Хронист, однако, не позволяет себе даже намека на какие бы то ни было переговоры между императором и папой, и только в биографии преемника Константина, папы Григория II (715–731), участвовавшего в поездке 711 г., автор проговаривается: оказывается, дьякон Григорий «отвечал наилучшим образом на вопросы императора Юстиниана о некоторых постановлениях и разрешал любой [богословский] вопрос» [68] . Ни единым словом автор не обмолвился об отношении Константина к трулльским канонам, хотя его предшественники не без удовольствия описывали, как отклоняли их предыдущие папы. Учитывая, что встреча Константина I и Юстиниана II закончилась подтверждением привилегий Римской церкви, и принимая во внимание внешне удивительно теплые отношения между государем и папой, приходится допустить, что Константин все же пошел на уступки в принципиальном для императора вопросе. Все историки сходятся на том, что в ходе встречи был достигнут компромисс, позволивший сторонам расстаться довольными друг другом [69] .
68
«…atque a Iustiniano principe inquisitus de quibusdam capitulis optimam responsionem unamquamque solvit quaestionem…» (LP. Vol. 1. P. 396). Ср.: Ohme H. Das Concilium Quinisextum und seine Bisch"ofsliste… S. 72.
69
Ibid. S. 73 с указаниями на работы других исследователей в примеч. 81.
Угадать вероятное содержание этого компромисса не так уж трудно: Константин I согласился с канонами, не противоречившими обычаям Римской церкви. Как показал ранее неудавшийся «диалог» между Юстинианом II и папой Иоанном VII, такая формулировка государя вполне устроила бы. Однако своей подписи Константин I под канонами не поставил, как, впрочем, вероятно, и Юстиниан II не дал письменного подтверждения привилегий Римской церкви – будь то ее старинных прав, будь то новых преимуществ, которые Константин I мог выторговать в обмен на уступки в вопросе о Трулльском соборе.
По возвращении папы в Рим его шаги навстречу императору были, очевидно, преданы забвению – о чем свидетельствует выразительное молчание хрониста обо всем относящемся к трулльским канонам. Соответственно и удивительную предупредительность Юстиниана пришлось представлять в хронике исключительно в виде бескорыстного проявления его личного благочестия и смирения, а не в качестве средства достижения определенной политической цели.
Только теперь, после того как прояснилось (насколько это вообще возможно) политическое содержание визита Константина I в Константинополь, следует заняться изучением загадочной детали его облачения – камелавкия. Упоминание хрониста о нем помещено между описанием вступления высокого гостя с пышной свитой в имперскую столицу и полуфразой о том, как папа, покинув императорский дворец, «поспешил» в так называемый дом Плацидии (Плакиды), с VI столетия служивший резиденцией как папским представителям (апокрисиариям), так и самим папам – как, например, Вигилию (537–555), около восьми лет прожившему в Константинополе [70] . Хотя точное место «дома Плацидии» не установлено, известно, что он находился рядом с церковью Петра и Павла и храмом Сергия и Вакха, составлявшими единый комплекс [71] (илл. 9). Если церковь полностью уничтожена, то храм привлекает множество туристов и сегодня, благодаря чему можно уверенно утверждать, что «папское надворье» находилось совсем рядом с Большим дворцом. Папе вовсе не обязательно было вновь садиться в седло, чтобы добраться до своего пристанища. Пешком можно было преодолеть весь путь за считанные минуты.
70
«…a palatio egressus in Placidias usque, ubi placitus erat, properavit» (LP. Vol. 1. P. 390); ср.: Janin R. Constantinople byzantine: d'eveloppement urbain et r'epertoire topographique. P., 1950. P. 135. (Archives de l’Orient chr'etien; 4).
71
LP. Vol. 1. P. 394; Janin R. Op. cit. P. 135.