Полюбить раздолбая
Шрифт:
— Вот слову — то как раз и нужна свобода! И ты можешь в том поучаствовать. Неужели ты откажешься сопровождать свою «лапочку» по ее же просьбе?! — Анжела деланно, с огорчением вскинула руки вверх.
— Лапочку? — поморщился Тимур.
— Ты же сам меня так называешь! — обиделась журналистка.
— Точно. Ты и есть моя лапочка. И мой апельсинчик! Но вот этот симпозиум мне как — то… скучный он, наверняка. Это то же самое, если бы сталевар пришел на курсы педикюра.
— Ну и что в этом такого? У сталевара, может, завод закроют. А другой профессии нет. А тут он курсы педикюра прошел. Ногти на ногах
— Опа! Ты прямо целую речь толкнула о пользе разнообразия! — удивился Тимур.
— Так ты будешь меня сопровождать? — потребовала конкретики телеведущая.
— Буду! Согласен. Только если меня там кто — нибудь о чем — нибудь спросит, то, что мне отвечать? Я же в СМИ ваших не бум — бум.
— Да уж будет лучше, если ты будешь там помалкивать. Скажешь, что ты мой секретарь. А чего, идея.
— Я — секретарь? — округлил глаза Живчиков.
— По возрасту ты подходишь в самый раз, — улыбнулась журналистка. Живчиков помолчал, вытянул вперед свои длинные ноги. Спросил:
— А у всех секретарей 45 размер ботинок?
Анжела взглянула на огромные ботинки с армейской шнуровкой на своем возлюбленном. Почесала у себя за ухом:
— А сейчас везде акселерация!
— Значит, я буду там на симпозиуме представлять отряд парнокопытных секретарей — акселератов?
— Прежде всего, ты будешь сопровождать меня.
Помолчали.
— Что там за публика обычно собирается?
— Толстые дядьки с худенькими длинноногими секретаршами. Жирные тетки — редакторы с вереницей сопровождения из юных журналистов, выпускников журфаков. Разные будут издатели, директора издательских домов, радио и телеведущие, директора различных телеканалов. Публицисты, эссеисты, писатели и многие известные люди смежных со СМИ профессий.
— Солянка?
— Солянка. И если тебя там кто — нибудь будет о чем — то спрашивать, то ты… ты…
— Послать всех на три буквы? — предположил Тимур.
— Обалдел что ли! Ты меня сопровождаешь, а значит, меня и представляешь. Если ты кроешь гостей симпозиума матом, то ты думаешь, это обо мне говорит с хорошей стороны?!
— Это говорит о том, что вначале было Слово — улыбнулся парень.
— Но не матерное же!
— Откуда ты знаешь? Ты что, Ева в современном воплощении?
— Да тише ты, богохульник!
— Видишь, ты даже здесь ругаешься! — самодовольно крякнул Тимур.
— Где это?
— Ну, как же. Гляди: ты сказала «хульник».
— Хватит! — резко повысила голос Анжела. Опять тебя заносит не в ту степь.
Живчиков сдвинул брови и нехотя признал:
— Да, по — моему, малек перегнул палку.
— Вот и не надо ничего говорить лишнего на симпозиуме! — горячо воскликнула журналистка. — А то ты там таких «палок» нагнешь, что из них потом забор строить можно будет!
— Не нравятся те палки, давай я тебе сейчас покажу и кину другую «палку»! — оживился Живчиков и быстро ухватил собеседницу за бедро, стал тащить ее к себе.
— Пошляк!
— Да! Буду, буду! Но сейчас меня больше интересуют палки!
— А меня сейчас они мало интересуют! — слабо сопротивлялась девушка, но пальцы Живчикова уже проникли ей в трусы.
— Симпозиум состоится, — только успела заключить Анжела.
Через пару минут игривой борьбы она уже лежала на спине. Кровать заскрипела.
ГЛАВА 24
На симпозиумах что хорошо, помимо профессионального общения? Фуршеты! Москва вообще любит всякие конгрессы, съезды, слеты и конференции. И кормят там хорошо, сытно. Поят до пуза, как говорится. Всё вроде бы хорошо, да не всем идет пищевое и алкогольное возлияние на пользу.
В тот день, как отчетливо запомнила Анжела, у нее было совершенно классное настроение. Последний день симпозиума подходил к концу. Она вместе с Живчиковым ежедневно посещала все мероприятия симпозиума. Не раз выступала со смелыми заявлениями в кулуарах. В ее единственной официальной речи с трибуны симпозиума красной нитью прошла мысль, что нашим СМИ нужна независимость от интересов финансовых, политических и промышленных групп как никогда ранее. Ее речь оказалась блистательной.
Живчиков с плохо скрываемой злостью и ревностью видел, что богатые взрослые мужики на мероприятии прямо — таки «жрут» Анжелу глазами. Они открыто восхищаются ее речами, ее активным мышлением, ее смелостью в постановке вопросов о ситуации в российских СМИ.
На самого Живчикова внимания обращали мало. Женская половина — да, намного больше, но, видя, что юноша повсюду сопровождает Анжелу, познакомиться с ним не стремились. Толстые дядьки и вовсе считали, что этот симпатичный молодой человек работает личным референтом у телеведущей и редко о чем его спрашивали. Анжела заставила Тимура надеть костюм — тройку, а галстук и рубашку купила ему сама в одном из лучших бутиков. Как не отнекивался ради приличия студент, именно она платила в кассе. Да и не было у парня таких денег. Живчиков тогда глянул на ценник галстука и опешил:
— Сколько — сколько стоит этот вот галстук?!
Он протянул бордовый, мягкий на ощупь лоскут продавщице. Та с холодным лицом подтвердила:
— Восемь тысяч двести пятьдесят два рубля, 47 копеек.
Живчиков обалдел, но вида не подал. Сощурил левый глаз и поинтересовался:
— Может быть, восемь тысяч — очепятка? Может быть, цена двести пятьдесят два рубля 47 копеек?
Девушка — продавщица рассмеялась:
— За двести пятьдесят два рубля 47 копеек в нашем бутике можно купить только шнурки!
— Какого цвета?
— У нас целая гамма.
— Дайте мне один. Красный. Я удавлюсь на нем за такие цены!
Опять девичий смех.
— Да вам — то какая разница! — удивилась продавщица и тут же неожиданно перешла на «-Ты». — За тебя же старшая сестра платит! Так ведь?
Она взглянула на Анжелу, что в другом конце бутика рассматривала женские шарфы.
— Старшая сестра? — переспросил Тимур и тут же нашелся. — Да, точно, сеструха «рулит».
Продавщица кокетливо тронула Тимура за руку и предложила: