Полюшко-поле
Шрифт:
– Свихнулся я, Василий Петрович.
– А где вывих-то? Покажи, я выправлю. Дело знакомое.
Они сидели вдвоем в просторном стоговском кабинете; в приемной никого не было - можно и шутить, и в разговоре душу отвести.
– Вот мы с тобой руководители... Партийные! Так?
– спрашивал Песцов. А на кой черт мы в поле лезем?
– Здорово живешь! Что ж, по-твоему, мы будем краснобайством заниматься в кабинетах? Да? Мы должны быть там, где куется, а не где эхо отдается.
– Вот оно что!.. Не ковать, а быть там, где куется... А зачем? Болванку держать, огонь
– Дешево, Матвей, дешево!.. Хозяин раньше и то по цехам ходил, и по полям, и по фермам. Везде нос совал.
– Хозяин! Так он был один, а другим наплевать. Вот он и совался всюду! А наша задача - сделать всех хозяевами.
– У нас и так все хозяева.
– На словах-то... Зачем же мы тогда рассылаем по всем колхозам уполномоченных? Да еще накачку делаем: смотри, в сроки отсейся, иначе шкуру спустим.
– Не беспокойся, когда нужно - и с рядовых спросим.
– Спросить - это еще полдела. Надо все устроить так, чтобы каждый человек выгоду видел и хозяином своего дела был. Тогда он сам будет спрашивать и с земли, и с себя, и с нас... Одним словом, Василий Петрович, мы должны добиваться того, чтобы каждый по-хозяйски распоряжался своим делом.
– Это все слова, Матвей.
– Ага. А теперь перейдем к делу. В "Таежном пахаре" денег нет.
– Знаю.
– Они выбраковку стада провели. И двадцать коров решили продать.
– Нельзя. Об этом мы уже говорили. И запретили...
– Но им даже горючее не на что купить. А колхозникам чем платить? Ведь сев идет!
– Колхозники подождут, а горючее пусть занимают.
– Где?
– А я что, председатель колхоза?! Надо было раньше думать.
– Они же технику купили.
– Не одни они покупали технику.
– Им помочь надо.
– Матвей, разве я не знаю, что помочь надо! Но как? Не коров же плановых продавать...
– Подождите, Василий Петрович. Давайте спокойно. Эти коровы, собственно, и не коровы: молока от них не жди. Я сам их видел. Упитанности хорошей. Теперь они в цене. Пусть продают.
– Превосходно! Все превосходно... И колхозу отдушина и нам: сдать весной мясо - козырь. Но они же плановые, пойми ты. Сколько мы должны иметь коров на сто гектаров? Семнадцать, а у нас всего девять... в "Таежном пахаре" не хватает ста пятидесяти коров до планового поголовья! А мы еще двадцать разбазарить хотим...
– Да разве это разбазаривание?!
– Не придирайся к словам. Назови это продажей - не возражаю. Но мы должны смотреть не с позиции одного хозяйства, а всего района, края, если хочешь. Ну, хорошо! Нынче продаст "Таежный пахарь" двадцать коров, завтра "Рассвет" тридцать, а там и потянутся друг за дружкой. К чему это приведет, ты понимаешь? Иной деятель только и мечтает избавиться от лишней сотни коров - хлопот меньше. Баба с возу - кобыле легче. А чем кормить государство будем? Что мы сообщим в крайком? Чем порадуем? Двадцать коров продали! Это от каких излишков? Да кто нам позволит?
– Вот оно, что и требовалось доказать. Какой же, спрашивается, председатель колхоза хозяин, если он негодных коров продать
– Ты не лови меня на слове... Пожалуйста, пусть продает этих негодных коров, но взамен покупает двадцать хороших.
– Но это же невозможно, Василий Петрович!
– А как же иначе, милый?.. Колхозы не частные лавочки, а плановые хозяйства. Каждый должен план иметь на все, и на продажу в том числе. А если начнут продавать направо и налево, чем мы будем кормить государство? Ты об этом думаешь? Или для тебя важнее потрафить запутавшемуся председателю колхоза, чем соблюсти государственный интерес? Давай, мол, продавай, пока есть что. Нынче - блины и канки, а завтра - одни лихоманки. Так, что ли? Эх, Матвей! А ведь нам государство доверило важный пост.
– Да не часовые же мы, в конце концов!
– И часовые... Так точнее, - Стогов нежно погладил Песцова по плечу. Милый мой, мы должны думать прежде всего о государстве. И мы не имеем права проявлять ни жалости, ни снисхождения за счет интересов государства. Я ведь знаю, что ты парень добрый. Поехал, увидел трудности, пожалел председателя. Пускай, мол, продаст, сведет концы с концами. Смешно и грустно. Нет, Матвей, так не пойдет. И на бюро не советую выносить. Погоришь! Цифры поголовья не нами установлены.
– Но ведь мы становимся рабами этих цифр!
– Это не рабство, Матвей, а дисциплина. Контроль и дисциплина - вот два кита, на которых зиждется государство.
– А экономика? А здравый смысл?!
Стогов глубоко вздохнул и с грустью посмотрел на Песцова:
– Здравый смысл заключается прежде всего в том, чтобы держать общую линию, а не искать отклонений от нее. А экономику не следует путать с анархией.
– Поймите, Василий Петрович, люди уже по горло сыты от подобных логических фигур. Им нужна самостоятельность.
– Но прежде все-таки надо усвоить эту логику. Тогда им и самостоятельность не страшна.
– Стогов толкнул в бок Песцова и оглушительно захохотал.
– Ты не глуп, Матвей, но у тебя не хватает твердости. Да и негде было взять ее тебе. Она куется на руководящей в низах, у горна, так сказать. От бережка начинать-то надо, друг мой. А тебя плюхнули сразу в середину озера, в райком! Вот ты и потерял ориентировку...
– А кто плюхнул-то?
– Мой грех, Матвей! Ну, да у тебя все еще впереди. Это мое дело - в коробке, - Стогов постучал пальцами по длинной коробочке с валидолом, лежавшей на столе, возле чернильного прибора, и невесело улыбнулся.
– Что там за семейственность, в этих звеньях? Ты выяснил?
"Дело не в семьях, а в закреплении земли", - подумал Песцов. Но ему не хотелось сейчас спорить об этом. Можно навредить Наде. И самому разобраться надо, подождать лета.
– Да чепуха, Василий Петрович. Досужие разговоры, - отмахнулся он. Работает сват с братом - шут с ним. Лишь бы урожай хороший был.
– Ну, ну...
– Стогов вдруг навалился на Песцова плечом и озорно спросил: - А на чем свихнулся-то? Чего ж молчишь?! Знаю - подходящая девка. А-а, краснеет, краснеет... У-у, трам твою тарарам, - он шутливо замахнулся на Песцова.
– Кайся!..