Ползучий плющ

Купер Наташа

Переброска денег через офшорные счета была детской игрой по сравнению с обеспечением безопасности Шарлотты. Полиция шла по следу до Каймановых островов, прежде чем сдалась. Из этих денег Антония заплатила «Сью и Сэмми», а остальные положила на счет Шарлотты. Она получит их по окончании университета,

и они станут для нее прекрасным подспорьем.

Нет, в общем и целом операция прошла достаточно успешно. В конце концов она вернет себе Шарлотту. Бен и его американская сука поймут, что не имели права вмешиваться, как это уже поняли Роберт и Ники.

Просто возмутительно, у скольких людей эта шлюшка сумела вызвать симпатию и любовь. Например, – не говоря уже о Роберте, – у Триш, которой следовало соображать получше, и у неизвестной Рени Брукс. Антония до сих пор помнила два письма, в которых сквозило гораздо больше доверия и нежности, чем заслуживала Ники. Именно эта симпатия, а не жестокость анонимной грязи заставила Антонию сказать всем, что она сжигает письма, не читая. Она не могла допустить, чтобы Ники каким-то образом узнала, что ей пишет некая Рени Брукс. Она этого не заслуживала. И не должна была получить этого письма. Рени Писала:

Дорогая миссис Уэблок,

Я очень сочувствую вам в связи с исчезновением вашей дочери. Я бы очень желала вам чем-нибудь помочь. Я уверена, что Николетта этого не делала. Понимаете, она довольно долго жила в нашей семье как приемная дочь и всегда была хорошим и добрым ребенком. Я уверена, что она не совершала того, о чем пишут в газетах. У меня нет вашего точного адреса, но я надеюсь, что на почте разберутся, как доставить вам это письмо. И я надеюсь, что с маленькой Шарлоттой все будет хорошо. Я молюсь об этом.

Я уверена, что Николетта этого не делала. Она была хорошим ребенком. Я всегда ее любила.

Искренне ваша,

Рени Брукс.

Какая горчайшая ирония заключается в том, что такую ленивую, вероломную шлюшку, как Ники, окружали забота и преданность, тогда как у Антонии все было совсем иначе.

До сих пор бывают минуты, когда она по прошествии стольких лет ощущает отголоски прежнего ужаса. Она и теперь слышит тот жуткий голос и чувствует боль. Она поставила бокал, чтобы, массируя руки, прогнать боль.

Синяки на ее руках были неизменно скрыты под рукавами платьев, и она никому не осмеливалась рассказать ни о них, ни о том, откуда они взялись. Если бы их увидела ее мать, она прекратила бы все это, но она уехала лечиться. Уехала в больницу. А та женщина приехала, чтобы превратить жизнь Антонии в ад.

– Делай, что тебе говорят. Ты знаешь, что случится, если ты не сделаешь, как я говорю.

Она знала. И страдала. Но в конце концов это закончилось.

Антония видела себя, тоненькую, маленькую, светловолосую девочку с яркими глазами и лицом, которое казалось жестким и холодным, как стекло, в тот день, когда эта женщина навсегда покинула их дом.

Тогда она испытала не облегчение и даже не счастье, а торжество. С того момента она поняла, что всегда сможет победить, если окажется достаточно сильной и проявит достаточно упорства. Она стояла там, на холодном ветру, сжав кулаки и стиснув зубы, и мысленно давала себе клятву, что никто, обидевший ее, не уйдет от наказания. Никто. Никогда.