Помещица Бедная Лиза
Шрифт:
– Семенишна, а что, у нас молока нет?
Нянька чуть чашку не уронила.
– Свят, свят... Ты что, забыла? Сегодня же пост начался!
Я смутилась, в своем мире никаких постов не соблюдала и не заморачивалась с этим. Так, надо переходить к варианту Федьки.
– Няня, я не хотела никого расстраивать, особенно папеньку, поэтому не писала вам. Нынче осенью в Петербурге многие болели, поветрие ходило, называется иностранным словом инфлюэнца (вообще-то это грипп, его так называли в светских салонах), кто-то просто кашлял, а кто-то в горячке лежал. Вот я и болела так тяжело, неделю в горячке прометалась, наш доктор в институте
Семенишна вначале слушала меня испуганно, что-то шепча и мелко крестясь. Но на последних словах порозовела от удовольствия, польщенная таким доверием своей воспитанницы. Может, это и нечестно по отношению к доброй нянюшке, но мне надо как-то выжить здесь, а именно она может мне помочь, я в самом деле, это чувствую. Надо продолжать добывать инфу.
– То есть, молоко сейчас и мясо, масло никому нельзя?
– Окромя детей малых, да баб с родин, али кормящих, мужиков на тяжёлой работе. Старикам ещё послабление есть, да только большинство из них и так строже других пост блюдут.
– А куда тогда лишнее молоко идёт? Выливаете, что ли?
– Зачем выливаем? Часть морозим пока, часть вот маленьким поросятам, теляткам даём. Но лишнего, верно, много. А что тебе до молока-то?
– Да видишь ли, Семенишна, я там, в Петербурге, научилась некоторым новым рецептам продуктов из молока, вот пока оно лишнее, можно и заняться их изготовлением. Бог даст, получится, так и торговать можно будет! А то денег у нас немного, ты же знаешь, а людям платить надо.
Семенишна пригорюнившись.
– Это верно, сейчас народишко совсем ополоумел, куда бегут, где лучше-то, везде с хрестьян шкуру дерут... так здесь хоть дома, избёнка кака есть, да коровенка с куренком... куда ж бечь-то? А ты верно знаешь?
Я уверенно кивнула головой. Хотя, в самом деле, никогда сама не делала этого, зато видала. А память у меня, как я уже говорила, железная.
– Я знаю, не бойся. Ты мне только обскажи, как тут дела в округе, кто как к нам относится, чем народ тут живёт... ты же наверняка знаешь.
– Дак чем народишко живёт? Знамо дело, буряк на сахар выращивают, у нас же вокруг сплошь заводики сахарные. Ну, по мелочи, для себя, хлеб растят, да овощи какие... Пасеки ещё есть. Сады тоже есть, да только шибко ли, по осени да летом, а так, кому продавать-то? В Курск везти? Там своих садов полно.
Но потом Семенишна воспрянула духом и начала просвещать меня про светскую округу. По ее словам, среди ближних помещиков зловредных нет, не пакостят друг другу, живут мирно, вот после поста, на Святках начнутся разъезды по гостям да ассамблеям и собраниям. Веселье пойдет вширь... но меня нынче гости не особо потревожат - траур по папеньке надо блюсти. Семенишна вздохнула.
– Только одни тут... вроде в глаза и ластятся, а отвернись - так и в спину плюнут! Тетка твоя, Софья Львовна, сестрица сродная батюшки твоего, Ивана Андреича. Она, как и батюшка, благородные, да вот муженек-то у нее то ли из мелких купчиков, то ли и вовсе из приказчиков, все чего-то вынюхивает, как сюда приедут, так глазами вокруг так и шныряют,
Вот только жениха княжеского мне и не хватало! Как и родственников - крохоборов. Так, сейчас надо осмотреть пока хоть дом и двор, а там уж приниматься за "батюшкины" бумаги. О чем и сказала няне, поблагодарив ту за информацию и помощь. Уговорились пойти во двор через час, когда мороз ослабнет, пошла я к себе, по пути заглядывая во все попавшиеся комнаты.
Глава 13
Интересное расположение комнат на первом этаже, в основном они идут анфиладой, только малая, семейная столовая отдельно, остальные идут одна за другой. Из парадной столовой высокие двустворчатые двери ведут в большую гостиную, далее небольшая курительная - игровая, я так поняла по столикам для ломбера и виста, мягким диванам полукругом. Далее следовала большая бальная зала. Большие высокие окна, украшенные кружевными гардинами и бархатными портьерами с золотыми кистями, несколько люстр со свечами, мягкие стулья вдоль стен, натёртый до блеска паркет. И все в приличном состоянии, нельзя сказать, что это остатки бывшей роскоши и семья испытывает денежные затруднения. Как-то странно. Из небольшого холла на второй этаж вела лестница с коваными перилами, что придавало ей воздушности.
На втором этаже по центру были две двери. За одной находилась библиотека, причем не выставочная, как у многих сейчас в наше время, а активно пользуемая. Это было видно по брошенному тому какой-то книги на столе, журналу изрядно потрепанному, с закладками в некоторых местах, настольная керосиновая лампа под стеклянным абажуром, плед на кресле у стола. Сквозь стеклянные дверцы книжных шкафов виднелись ряды книг, стоявшие не слишком ровно, видимо, их часто вынимали с полок. Стопка каких-то журналов на столе. Пока я их не стала рассматривать, все потом рассмотрим и почитаем.
За второй дверью был рабочий кабинет Ивана Андреевича. Здесь как раз царил порядок. Чистый, без пылинки стол, письменный прибор с пресс-папье, чернильницы, перья в стаканчике, перочинный нож рядом (вот теперь я поняла смысл слова перочинный нож), карандаши. На столе нет никаких бумаг, только в тонкой деревянной рамочке на столе рисунок худенькой большеротой смеющейся девочки со смешными, торчащими вверх косичками, чем-то похожей на меня. Только я никогда так весело и свободно не смеялась. Очевидно, это был рисунок Лизы, настоящей дочери хозяина поместья. Запоздало кольнула мысль - а как она там, в Москве, если она попала в мой мир, на мое место? Или совсем исчезла?
Никаких бумаг на столе не было, подергала ящики - закрыто. Надо искать ключи от них. Поверхностный осмотр ничего не дал, наверное, надо искать в комнатах хозяина. Выйдя из кабинета, осмотрела левое крыло, оно явно было гостевым. Об этом говорили несколько однотипных спален с одинаковой мебелью, отличались они только цветом текстиля. Ещё здесь была одна комната, которую я окрестила учебной, скорее всего, Лиза получила домашнее обучение до поступления в институт, то есть, до одиннадцати лет.