Поместье Кларенс
Шрифт:
Лукас угрюмо сидел, ссутулившись, на своем стуле рядом с их кузиной. Она была законченной соплячкой, которая пятнадцать минут дразнила его из-за прически, пока, наконец, Элоре это не надоело, и она не велела ей заткнуться.
Она была достаточно молода, чтобы находить Элору пугающей, но через несколько лет это изменится.
Ее бабушка и дедушка тоже были здесь сегодня вечером. К сожалению, это были не родители ее отца, с которыми ей действительно было приятно видеться. Нет, это были родители ее матери, и вместе они
У Элоры не было аппетита ни к этой шараде, ни к этому ужину. Она уже несколько недель не чувствовала голода. Еда потеряла свой вкус. Единственная причина, по которой она ела, заключалась в том, чтобы подпитывать свое тело и разум перед учебой. Поскольку ее личная жизнь была в руинах, колледж стал центром ее внимания.
Она с головой ушла в занятия с того самого дня, как выползла — в буквальном смысле — из лифта в больнице.
За последние десять дней она переставала думать о Зейне, о его Мире, только тогда, когда углублялась в учебник или исследовательский проект. Спасение в форме учебы. Возможно, Кассия что-то заподозрила, учитывая бесконечные часы, которые ее соседка проводила за учебой.
Но сегодня вечером отсрочки не было. Спасения не было. У нее не было ничего, что могло бы занять ее мысли или привлечь ее внимание.
Была ли Мира с Зейном сегодня вечером в больнице? Принесла ли она ему ужин на День благодарения?
Элора попросила Айви перестать сообщать ей последние новости о Зейне. Ей было слишком больно. Но Айви проигнорировала просьбу Элоры и продолжала делать это каждый день.
Никогда в жизни Элора не была так благодарна Айви за ее упрямство.
Он быстро выздоравливал. Врачи были поражены улучшением состояния Зейна за последнюю неделю, и, если все будет продолжаться в том же духе, он может отправиться домой уже на следующей неделе.
Самой страшной травмой было внутреннее кровотечение, вызванное столкновением. Хирургическое вмешательство устранило кровоизлияние, но его органам требовалось время, чтобы полностью восстановиться. У него были сломаны нога, рука и три ребра, одно из которых пробило легкое.
Зейн двигался, но ему требовались костыли. И как только он вернется домой, ему, скорее всего, понадобится некоторая помощь. Будет ли Мира там, чтобы помочь? Отвезет ли она его домой и приготовит ли ему еду? Будет ли она выполнять его поручения и заедет в «Измену», чтобы забрать его ноутбук? Станет ли она стирать его белье и выносить мусор?
Элора должна была быть тем человеком, который будет сидеть у его постели последние десять дней.
Дело только в том, что он отпустил ее. У него была Мира.
И все потому, что Элора была трусихой. Она позволила своим страхам увести себя прочь. Она позволила извращенным интрижкам их родителей затуманить ее рассудок. Она убедила себя, что однажды станет своей матерью. И после того, как это случится, Зейн уйдет.
Она позволила двум секретам, изложенным в двух письмах, поглотить ее жизнь.
Их
Она взглянула на Лукаса и слегка улыбнулась, когда он посмотрел на нее в ответ. Вместе они молча переживут этот ужин, и как только с десертом будет покончено, они удалятся в его комнату, чтобы поиграть в видеоигры или посмотреть фильм.
Он позвонил ей сегодня утром, чтобы спросить, не останется ли она у него на ночь. Ее тетя, дядя и кузина остановились в гостевом крыле, как и каждый День благодарения. Не оставляй меня наедине с ними. Отчаяние в его голосе заставило ее принять решение, и она появилась за час до ужина с дорожной сумкой.
— Элора, как «Астон»? — спросила ее тетя.
— Хорошо.
— Ты все еще планируешь окончить колледж этой весной?
— Да.
— Но у нее нет парня, — сказала ее кузина с легкой ухмылкой.
— Нет.
— Ты можешь дать что-нибудь, кроме односложных ответов? — зарычал ее дядя.
Хрен.
Этот односложный ответ она оставила при себе.
Почему она сидела здесь? Она ненавидела этот стол. В этой семье она ненавидела всех, кроме папы и Лукаса. Она ненавидела индейку. От нее у нее болел живот, и так было с тех пор, как она была девочкой, но ее мать ни разу не просила шеф-повара приготовить что-нибудь другое.
Элоре надоело быть трусихой. Она потеряла Зейна из-за своих страхов. Она потеряла Зейна, потому что пряталась за пустым выражением лица и скрытыми чувствами.
Никогда больше.
Она больше не будет трусихой.
Элора оттолкнулась от стола и встала, ожидая, когда все взгляды будут направлены в ее сторону, чтобы заговорить.
— Вы ядовитые. За исключением папы и Лукаса, вы все просто яд. Извините меня, но я предпочла бы провести свое время в одиночестве, а не с вами. Счастливого, блять, Дня благодарения.
Вздохи последовали за ней, когда она покидала столовую.
С учащенным пульсом она направилась в комнату для гостей — ее детскую спальню, которую мать переделала через неделю после того, как Элора переехала в Поместье Кларенсов. Боже, это было так приятно. Конечно, потом она выслушает нотации от своей матери, но Элора не могла найти в себе сил беспокоиться. Больше нет. Поэтому с улыбкой, играющей на ее губах, она плюхнулась на край кровати.
Пять ударов сердца — столько времени прошло, прежде чем дверь приоткрылась, и папа просунул голову внутрь.
— Не бросай в меня ничем.
Ее улыбка стала шире.
— Ты в безопасности.
Он вошел в комнату, занял место рядом с ней и обнял ее за плечи.
— Привет.
— Привет. — Она положила голову ему на плечо. — Прости.
Она извинялась не за то, что сказала. Она извинялась, потому что на него ляжет основная тяжесть маминого неодобрения.
— Не стоит. — Он крепче прижал ее к себе.
— Спасибо тебе за цветы. — Вчера он прислал ей свежий букет. Красивые персиковые и оранжевые розы в сочетании с зеленью и золотистой краспедией. Ваза напомнила ей фейерверк, взрыв красок.