Поминальная свеча

Павлов Алексей Андреевич

В это трудно поверить И объять умом: Столько в Приекуле наших бойцов и офицеров Лежат в саркофаге земном. Больше, чем за Варшаву, Сражений цена! Так маленькое это селенье В Курземском крае Отметила данью война. Полгода смертной жути Царило вокруг. Ах, какие здесь гибли в атаках, на маршах люди В сиянье боевых заслуг. Братская их могила — последний редут, Откуда они, возвышаясь над смертью, С живыми диалог о жизни ведут.

ПАМЯТЬ

Много лет я не был в Приекуле — Со времен военных грозовых. Вновь по сердцу память полоснула Ликом односумов фронтовых. Вот она, оглохшая пехота, Прижимаясь к танкам у Ишкот, При поддержке арт- и минрасчетов Рвется сквозь сплошной огонь вперед. Снова здесь и снова у Динсбурбе. Бой у неприметных

хуторков. О, котел курляндский, как он труден Был для обескровленных полков. По осенней, зимней и весенней Непролазной хляби и снегам Пролегла дорога наступлений К золотым балтийским берегам.

ПРИЕКУЛЬСКИЙ АДРЕС

Уже который год подряд И радостный, и грустный Почтовый льется водопад На адрес приекульский. Сюда со всех концов страны, Свершив большие кроссы, Приходят, ранами больны, Нелегкие запросы. Их шлют с войны еще скорбя Родители и жены, Чьи сыновья или мужья В окрестностях сражены. Тем трудным письмам нет числа — И от детей, и внуков, Судьба которым принесла С погибшими разлуку. Суть всех запросов: где, когда Смерть встретил близкий воин, Где был он в прежние года И нынче похоронен? На каждое письмо — ответ На бланке исполкома. И это стало, как обет, Как просто аксиома. Как будто по крутым волнам Среди живого люда Печаль и слава пополам Расходятся отсюда.

КУБАРИ

Войны ушедшие года Давно сменились хрупким миром. Я счастлив тем, что был тогда Политруком и командиром. В строю — бессменно, начеку. Ведь запад полыхал пожаром. А здесь, с востока, на Читу Нам самурай грозил ударом. Матчасть орудий. Стрельб накал. Походы в степь. Тренаж в артпарке. С нас даже в стужу пот стекал, Как словно бы при банной парке. Еще не ведая всех бед И не мечтая о погонах Я отработал трудный хлеб На батарейных полигонах. Потом настал и мой черед, И вместе с новыми друзьями Я шел к Победе, и мой взвод Свой путь прокладывал с боями. Был дух бойцов необорим, Мы все преграды одолели. Недаром, значит, кубари В моих петлицах пламенели.

МОЖАЙСКАЯ ОСЕНЬ

Посвящается подвигу бойцов и командиров 82–й Халхингольской мотострелковой дивизии (позже — 3–я мотострелковая гвардейская Краснознаменная), переброшенной из Монголии в грозные дни октября 1941 года и с ходу вступившей в бой с немецко — фашистскими захватчиками на Можайском направлении и затем погнавшей гитлеровцев на запад.

И снова осень. В позолоте Леса можайские окрест. И дни уже на укороте, Задумчив поздний благовест. Пройди полями — сеткой дождик Заткал туманный небосвод. Пройди, пока еще на пожнях Снега поземка не метет. Здесь каждый камень, каждый холмик С времен далекой старины Сраженья жаркие запомнил За жизнь и честь родной страны. Отсюда гнали в лихолетье Наполеоновских вояк. Минуло более столетья — И снова повторилось так. Сюда в суровом сорок первом Шагнула Гитлера орда. Куда ни глянь — на юг, на север — Пылали наши города. Когда Отчизна в бой позвала, Нужны ли громкие слова? Все — от бойца до генерала — Мы знали — за спиной Москва. И насмерть встали под столицей Моей дивизии полки. От Нары гнали подлых фрицев Кадровики — сибиряки. К Бородину их на подмогу Сибирь направила. Скорей! Бойцы несли с собой в дорогу Благословенье матерей. С курьерской скоростью летели К Москве составы, как могли. Семь тысяч верст сплошной метели От Керулена пролегли. Их ждали тут на поле снежном, Надежды возлагали все, Чтобы щитом дивизий свежих Прикрыть Можайское шоссе. И в уставное нарушенье — Война устав писала свой — Минуя сосредоточенье, Полки бросались с ходу в бой. Навстречу танкам, самолетам И морю шквального огня. Казалось, дрогнет здесь пехота И вспыхнет пламенем броня. Взрывались бомбы и гранаты И грохотало все вокруг. — Назад ни шагу! — так солдатам — Сказал отважный политрук. Рубеж дивизия держала, Как несгибаемый колосс, Героев доблестных рождая, В раскатах тех военных гроз. Над Подмосковьем в исступленье Мела железная пурга. Но день пришел. И в наступленье Пошли бойцы, громя врага. Можайск и Дорохово взяты! Отбито вновь Бородино! И имя той победы свято И жить в веках ей суждено. Там, пробивая путь солдатам, Шел сквозь огонь и дым крутой Дивизион «сорокопяток» — Семья и дом военный мой. Бойцы под свист и рев шрапнели Катили пушки на руках, В упор расстреливая цели И превращая танки в прах. И где-то в их строю шагая В метели сквозь огонь и лед Врага разил, не уставая, Мой бывший боевой расчет. Не счесть, пожалуй, сколько хлопцев В жестоких схватках полегло, Чтобы сияло нынче солнце И все живое расцвело. На той земле, на том пределе Гвардейский высветлился знак Что завоеван в ратном деле, В огне стремительных атак. И хоть потом встречала Прага И был поверженный Берлин, Родной дивизии отвага С можайских началась равнин. Давно пожары погасили. Округа та — живой музей. Я здесь прочту ряды фамилий Бойцов дивизии своей. На постаментах обелисков И в документах наградных. И вновь далекое мне близко И те места родней родных… И оттого в волненье стоя, Я здесь колени преклоню, Отдам дань памяти героям И почесть Вечному огню.

КЕРЧЕНСКАЯ ПЕРЕПРАВА

Быль

Плавит солнце Керченский пролив, Порт Кавказ его волну седлает И размеренно нетороплив, В Керчь свои паромы отправляет. В наш паром ударила волна… Мой земляк задумчиво мне молвил: — Я сейчас иные времена — И другую переправу вспомнил. …Шла война, второй военный год. Май хмелел. В Крыму — садов цветенье. Но не до весенних тех красот Было фронтовому поколенью. Землю сотрясал орудий гром, Дым пожарищ затуманил дали. Под густым губительным огнем Наши части с боем отступали. Отбиваясь,

отходили вспять К берегу скалистому, обрывам. За спиной легла пролива гладь, Вспененная гущею разрывов. А когда уже настал предел Волею военного приказа Те, кто в тяжкой битве уцелел, Отходили к берегам Кавказа. На рыбачьих лодках, катерах, Даже на любой доске плавучей! Сквозь огонь, опасности и страх Добирались до Чушки зыбучей. В это время, жертвуя собой, Прикрывая арьергард пехотный, Полк зенитный принял трудный бой И под Керчью славно поработал. Но и сам жестоко пострадал И теперь лишь пулеметным взводом На мысу скалистом прикрывал Путь красноармейского отхода. Лейтенант, кубанец молодой, С уцелевшей горсткой побратимов Слал из ДШК свинцовый рой Во врага в упор, неотвратимо. Пятачок земли объял озноб, Жарко людям, жарко пулеметам. Бьют стволы горячие взахлеб По ревущим в небе самолетам. В море рухнул «Юнкере» и другой, Но уже летит волна вторая, А герои продолжают бой, Свой рубеж врагу не уступая. Цепи автоматчиков с гряды На бойцов в атаку устремились. И от этой бешеной орды Воины — зенитчики отбились. К вечеру в строю — лишь пять бойцов, Уцелела рация случайно. И тогда радист в конце концов Передал в эфир привет прощальный. На тот зов откликнувшись, к мыску Прилетел У-2 и сбросил фалы, Чтобы по волне на их вису Смельчаки пролив перепахали. Пятеро отважных молодцов На лихом буксире плыли, Били волны хмурые в лицо, Тьма ночная скрадывала мили. На Чушке их встретили друзья, Медсанбат и чарка фронтовая. А потом военная стезя Их вела, боями закаляя. …Может быть, придется вам когда Плыть паромом этим же маршрутом Вы окиньте взглядом берега, Подвиг тот представьте на минуту.

ВСАДНИК У ТРАССЫ

Близ Кущевской станицы, Где дорожный большак, Как крылатая птица, Взмыл над степью казак. Вознесенный на кручу И одетый в гранит Всадник мчится сквозь тучи, К солнцу, в самый зенит. Конь под ним весь в порыве, Закусил удила. О, легенды живые! О, былые дела! Это ж надо, как схвачен В изваянье тот миг, Что в атаке горячей У Кущевки возник. Конный корпус кубанцев Здесь в жестоком бою С черной силой германской Славу добыл свою. Был тот бой столь неистов, Что на танки в клинки, Сокрушая фашистов, Лавой шли казаки. Посреди медоносов, У ракитных левад Пало в давнем покосе Много храбрых солдат. Оттого им во славу, В знак немеркнущих лет От лица всей державы Встал в степи монумент. За Кущевкой в просторы С трассы катится гул. Всадник праведной кровью Долгу здесь присягнул.

ЖЕНСКОЕ НАЧАЛО

Когда-то был матриархат У многих предков человека. Ему отдали дань Евфрат, И Нил, и Тигр, седая Мекка. На лигурийских берегах, В горах испанских Пиринеев — По всей Европе при кострах Явил свои он перигеи. Не исключен тот родовой У древних русичей обычай, Поскольку мир такой канвой Едва ль кого-то обезличил. От женской части тех времен Остался след велик и звонок Сияньем свадебных корон И ратной статью амазонок. А ко всему — весь трудный быт Лежал на женщине — вот фокус! Не зря этап тот не забыт С названьем кратким «Матер — локус» {Проживание супругов в общине жены.} У бесконечно давних дней Первоначального истока Стояла Мать, как чародей, Для жизни нашего далека. Прошли века. Крутой стопой Шагнула власть мужского рода. Но женский лик в красе святой Нам светит будто с небосвода. Возвысив в славе род людской, Его прекрасные богини В цивилизации земной Остались чтимыми доныне. Не счесть одних небесных Дев, Рожденных промыслом народов, Что от любви к Земле сгорев, Воскресли в виде генных кодов. Во всем, чем мир богат сейчас и что бы в нем ни прозвучало, Ищи божественный их глас, А проще — женское начало.

РОЖДЕНИЕ ГОРОДА

Время от Захария Чепеги Отсчитало свыше двух веков. Как он расселял без всякой неги На Кубань пришедших казаков! Вбитый клином в водные потоки Карасунский Кут с «киданья ляс» Стал под царским именем высоким Непокорный сторожить Кавказ. Было все: набеги дерзких горцев С ведома анапского паши, На кордонах часто меркло солнце, Смертью угрожали камыши. Крепостца с гарматами и рвами, С острым древокольем по их дну Охранялись храбрыми бойцами Представлявших общину одну. Черноморцы сорока куреней Здесь в казармах жили, как семья. Несли службу в напряженном бденье Родины кубанской сыновья. Край пустынный, оторопь изведав, Град свой главный холил и растил. Вопреки невзгодам, бурям, бедам Набирался богатырских сил. Миновало более столетья. Затухал людских страстей пожар. Горожане на своем совете Город свой назвали Краснодар!

БЕЗВРЕМЕНЬЕ

НЕВОСТРЕБОВАННАЯ ЗАПОВЕДЬ

Христианский двухтысячный год К нам приходит в суровую пору, Когда весь человеческий род Потерял корневую опору. Что Христос завещал на крови В своем тяжком безмерном распятье — Люди мира, живите в любви, Как святые и честные братья. Двадцать долгих веков утекло, Как вода через времени сито. А к чему оно ныне пришло? Вы построже народы спросите! Между словом и делом легла Марсианская пропасть глухая. Она жизнь, как кромешная мгла, Миллионам людей отравляет. Фараонов и римскую знать, Инквизиторов, работорговцев Заменила лощеная рать Под личиной отцов — миротворцев. «Золотой миллиард» — их оплот. И во имя такого вот «братства» Неугодных ввергают в дефолт, Выгребая у них все богатства. Среди этих изгоев и мы, Чьи верхи раздробили державу, Воровскому исчадию тьмы Предоставив ее на расправу. У него — капитал и комфорт При чудовищно хитрой поруке, А российский великий народ Обречен на страданья и муки. Встань, Россия, с колен поскорей И возвысь свое твердое слово, Призывая крутых богачей К исполненью заветов Христовых.