Помиримся… у алтаря?
Шрифт:
Она сделала шаг вперед и ткнула указательным пальцем в грудь Джонаса. Ей казалось, что нападение – лучшая защита.
– Ты не знаешь мою мать, – отчеканила она. – Ты даже не жил в Девесон-Холле, когда мы переехали туда.
– Хочешь сказать, что это ты спланировала кражу? – Джонас явно был настроен скептически. – Я так не думаю.
– Ты, – она снова ткнула его пальцем, – ничего обо мне не знаешь.
– Я бы так не сказал. – Теплые пальцы сомкнулись вокруг ее ладони, и Равенна вдруг стала не агрессором, а пленницей. – Кое-что я о тебе знаю. Я знаю, что
– Ты это помнишь? – Ее голос снизился до шепота. Она была уверена, что он забыл о ней на следующий день после того, как встретил.
– Тебя раздражал тот факт, что тебя заставляли играть в баскетбол только потому, что ты высокая. Насколько я помню, ты мечтала быть миниатюрной блондинкой.
Это действительно было так. Равенне трудно было оправдывать надежды матери на то, что она станет успешной в учебе, в то время как она много лет была аутсайдером среди сверстников. Она мечтала слиться с серой массой.
– И тебе не нравилось, как на тебя пялился один из садовников.
Румянец залил ее щеки. В то лето она была нескладным подростком: уже не ребенок, но еще и не взрослая девушка. Она даже не знала, чего хотела. Но она вовсе не возражала, когда Джонас осторожно убрал непослушную прядь волос с ее лица.
Равенна моргнула, возвращаясь в настоящее.
– Ты помнишь о том дне гораздо больше, чем я, – солгала Равенна.
Она успела солгать уже во второй раз за день – рекорд для нее. Может, если она продолжит в том же духе, у нее начнет получаться более убедительно? Ей показалось, или взгляд его серых глаз немного смягчился? Нет. Проще поверить, что она получила работу своей мечты в качестве шефа-кондитера в мишленовском ресторане, чем в то, что у этого человека есть сострадание.
– Ты не слишком изменилась.
– Да неужели? Ты даже не узнал меня. – Она отстранилась, но Джонас не ослабил хватку, продолжая держать ее за руку.
На какое-то мгновение ее сковал страх, пока она не напомнила себе, что он слишком горд, чтобы принуждать женщину. Его хватка была не признаком сексуального влечения, а демонстрацией власти. Но она не собиралась анализировать его поступки, у Равенны и без того было немало поводов для беспокойства.
– А вот ты очень изменился. – Ее тон явно давал понять, что это не комплимент.
В двадцать один год он был потрясающе красив, но помимо этого он был добр и терпелив. Ей он нравился, и нравился очень сильно. Но сейчас он весь словно состоял из острых углов: вспыльчивый, расчетливый, жесткий – чему тут нравиться?
– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня. – Он посмотрел Равенне в глаза, и она стойко выдержала его взгляд.
Лучше выглядеть наглой, чем показать хотя бы намек на сомнение. И все же внутри она дрожала, как желе. Прошедшие дни сделали свое дело, когда она увидела, как горе опустошило и раздавило ее мать. Равенна отправила ее отдыхать, подальше от квартиры, в которой она жила с Пирсом.
– Мы здесь, чтобы обсудить мои деньги. – Пальцы Джонаса сильнее сомкнулись вокруг ее запястья. – Деньги, украденные с моего счета.
Равенна поежилась от его безжалостного тона. Каким же будет наказание?
Джонас почувствовал, как ее рука задергалась в его ладони. Признак вины или доказательство того, что она лгала ему?
Ее янтарные глаза казались просто огромными на тонком бледном лице, что придавало ей какую-то хрупкость, несмотря на довольно-таки воинственный вид. Джонас был недостаточно сентиментальным, чтобы чья-то внешность повлияла на его решение. Тем не менее он колебался.
Ему не хотелось верить в виновность Равенны. Гораздо легче было поверить, что эту аферу организовала хищница Сильвия. После многих лет жесточайшего контроля над собственными эмоциями он практически наслаждался всплеском ярости, которую вызывала в нем любовница отца.
Но больше всего Джонаса беспокоило то, что он не хотел верить в виновность Равенны, потому что помнил ее искренность и честность много лет назад. Джонас поджал губы. Кто бы мог подумать, что у него до сих пор могут оставаться иллюзии, которые ему не хочется рушить? Он слишком долго вращался в беспощадном мире бизнеса, чтобы верить в человеческую честность.
– Значит, это ты подписала чеки?
И снова он ощутил, как напряглась ее рука. Он ладонью почувствовал, как участился ее пульс, и ему захотелось нежно провести пальцами по ее запястью, но он тут же оттолкнул от себя эту мысль.
Она молча кивнула.
– Как ты получила доступ к чековой книжке? Ты жила с Пирсом и Сильвией?
– Нет. – Взгляд Равенны метнулся в сторону, и инстинкт подсказал Джонасу, что она что-то скрывает. – Но я часто к ним приезжала. Мы с мамой всегда были близки.
Это, по крайней мере, было правдой. Он вспомнил, какой несчастной была Равенна в подростковом возрасте, но не только из-за ненависти к школе и злобным девчонкам, превращавшим ее жизнь в ад. Она не хотела разочаровывать свою мать.
– Ты делаешь мне больно!
Джонас ослабил хватку, но не отпустил ее. Он был полон решимости разобраться во всем.
– Зачем тебе понадобились деньги?
Равенна удивленно изогнула одну бровь и наклонила голову, внимательно рассматривая Джонаса.
– Ты что, шутишь?
В ее голосе была та беспечная скука, которую он так часто слышал из уст богатых молодых женщин, не проработавших в своей жизни ни дня. Вот только в ее голосе чувствовалась какая-то фальшь.
Джонас притянул ее ближе к себе, пока их тела не соприкоснулись. Он почувствовал, как напряглась Равенна. Хорошо! Ему хотелось вывести ее из равновесия.
– Надо же девушке на что-то жить! – На этот раз в ее голосе звучало что-то похожее на отчаяние. – У меня были… расходы.