Помни войну

Романов Герман Иванович

— Ваше превосходительство, с «Адмирала Нахимова» докладывают, что идти не могут, оседают кормой, переборки начали сдавать. Через полчаса они могут потонуть, просят снять команду!

Голос сигнальщика дрожал, да и сам Фелькерзам понимал, что ситуация скверная. Плавсредств нет, выгрузили заранее, чтобы избежать огня, а теперь бы они пригодились. Так что придется рисковать, и подходить борт о борт, хорошо, что волнение стихло.

— Бруно Александрович, вы моряк опытный — швартуйтесь к борту, даже если еще раз повредим «Нахимов», то ничего страшного. Главное успеть снять команду. Но наши прожектора лучше не включать — на их свет подойдет неприятель,

и тогда атака будет проделана по неподвижным кораблям. А этого надо избежать, и все сделать быстро. Да, командира «Нахимова» снимите, если нужно, то силой! Это приказ!

— Есть, ваше превосходительство!

Фитингоф отвечал совершенно спокойно — старый моряк был уверен и в себе, и в собственной команде. А Дмитрий Густавович решил спустится вниз, чтобы не мешать командиру своим присутствием, к тому же прекрасно понимая, что его уход с мостика будет воспринят за полное доверие начальника к подчиненному, а такое, знаете ли, немало окрыляет. К тому же он долго не курил, не принимал «обезболивающего», и сейчас едва сдерживал стоны, приложив ладонь к животу.

— Сами тут без меня как-то… Я внизу… Постарайтесь только побыстрее — каждая минута на счету…

И отмахнувшись от ответа, стал спускаться вниз по трапу, поддерживаемый двумя здоровыми лбами. Эти матросы фактически и донесли его до каюты, идти он уже не мог, настолько ослабел, и уже постанывал, не в силах сдерживать нахлынувшую боль. Не помнил, как и оказался в каюте, где его положили на пробковую койку.

— Федор, ты «микстуру» мне дай, мочи нет терпеть, в брюхе огонь горит, — простонал Дмитрий Густавович, затравленно глядя на железную полку, где стояли склянки. Федор тут же взял заветный флакончик, и, поняв по голосу адмирала, что тому требуется как минимум двойная доза, щедро плеснул в кружку коньяка.

Фелькерзам оприходовал жестянку в два глотка, но не остановился, выразительно постучал пальцем по кружке, не до бокалов как-то в такой ситуации, в походе, а не на балу. Квартирмейстер моментально наполнил емкость, окончательно опростав флакон, вытряхнув из него содержимое до капли. И эта порция последовала вслед за первой, правда потребовалось уже три глотка. И где-то через минутку, которую Дмитрий Густавович стоически перетерпел, наступило несказанное облегчение — боль отхлынула, будто оглушенная коньяком, а на лбу даже выступила испарина. Состояние стало блаженным — тело от чудовищной усталости превратилось чуть ли не в кисель, который пожелал расплыться по койке.

Однако неимоверным усилием воли Фелькерзам отогнал сон, взял папиросу и прикурил ее от спички. Пыхнул дымком, затянулся еще раз и так, что перед глазами все поплыло. Хрипло произнес:

— Федор, а ведь японцы нас не разгромили — не будет теперь позора Цусимы, никак не будет…

— Да какой позор, ваше превосходительство?! Это мы их вчера победили, и утопленников у японцев больше, чем у нас будет.

— Эх, Федя, знал бы ты, что случилось, если Рожественский повел в бой эскадру, а не я, — пробормотал адмирал и осекся, понимая, что та реальность, о которой он знал, не состоялась.

— А ничего хорошего бы и не было, их превосходительство всех бы разом и загубили по своей бестолковости и гордыне, вы уж меня простите за эти слова, — квартирмейстер говорил рассудительно, они так иной раз между собой и беседовали, откровенно и честно.

— Матросы меж собою так и говорят, что вы их в пустую растрату не дали, и токмо на ваше превосходительство надежды имеют. Вы бы поели хоть немного, Дмитрий Густавович,

третий день на одном коньяке живите, да на чашке бульона. Ведь месяц прошел, как отощали страшно.

— А что у тебя заготовлено?!

Фелькерзам спросил без интереса, есть ему совершенно не хотелось. Но вестовой обрадовался от вопроса, и быстро ответил:

— Консервы разогреты давно, хлебушек вчерашний остался, чай горячий ждет. Я мигом, Дмитрий Густавович, одна нога здесь, другая там.

— Сходи, если усну, не буди, сон дороже будет, — еле произнес Фелькерзам, и стоило двери закрыться, как неожиданно для себя рухнул в пучину сна, больше похожего на беспамятство…

Глава 3

— Вляпались…

Командир «Олега» капитан 1 ранга Добротворский глухо выругался, пристально глядя за «Ивате», что продолжал настойчиво гнаться за его кораблем, поразив уже двумя шестидюймовыми снарядами. И это еще хорошо, как ни странно, было бы намного хуже получить 203 мм фугасы, что чуть ли не втрое тяжелее по весу. Если таким снарядом попадут в корму, повредят руль или винты, или обеспечат подводную пробоину, вот тогда будет полная хана. Замедливший свой бег русский крейсер будет обречен на безжалостное добивание. Потому что «Ивате» как раз тот противник, с которым даже его кораблю не следует встречаться в бою один на один.

Ничего хорошего не будет — шансов выйти из такой передряги до прискорбия маловато. Но не исчезающе мало, есть возможность не только продержаться под вражеским огнем, но и достойно ответить!

Японский крейсер буквально осыпал «Олег» трехдюймовыми снарядами из противоминных пушек, вот только причинить большого ущерба те никак не могли. Вся артиллерия русского корабля, как и наиболее важные места, были достаточно прилично прикрыты отличной крупповской броней.

Главной защитой служила карапасная броневая палуба, называвшаяся так потому, что имела форму панциря черепахи, толщиной в 35 мм. И располагалась она на высоте 75 сантиметров над ватерлинией, если крейсер не был перегружен. А вот скосы были удвоенной толщины, так как защищали корабль от опасных попаданий в борт, и не позволяли снарядам добраться до паровых котлов с машинами. И уходили они на добрую сажень, почти на полтора метра ниже ватерлинии. Дополнительной защитой здесь служили угольные ямы с дюймовыми листами обшивки — энергия снаряда тратилась на их пробитие, а заодно стирался бронепробивающий «макаровский колпачок», названный так по имени создателя, погибшего на броненосце «Петропавловск» под Порт-Артуром 31 марта 1904 года.

«Олег», как и построенный ранее в Германии «Богатырь», в отличие от всех русских крейсеров 1 ранга — «Аскольда», «Варяга» и трех «богинь», получили максимальную защищенность всех уязвимых точек. Русские кораблестроители сделали все возможное, чтобы они смогли выдержать столкновение, и даже короткий бой с более крупными и хорошо защищенными японскими броненосными крейсерами.

Для дополнительной защиты броневой палубы над машинными отделениями установили приподнятые бортовые стенки-гласисы толщиной в 85 мм, котельные кожухи-дымоходы прикрыли 30 мм листами. Сделали таким образом, чтобы во время боя крейсер не потерял своего главного преимущества — высокую скорость, которая позволяла ему удрать от более сильного и лучше вооруженного противника.