Помнить или нет?
Шрифт:
– Ребята, - начал капитан Авдеев, - там наверху люди гибнут. Среди них дети, женщины, старики. И мы обязаны...
– Не надо!!
– взвыл сержант, падая на колени.- Подожди! Выслушай меня, капитан! Я ведь соврал! Они идут сюда! Я их не предупредил!
– Ты врешь! Врешь, трус!
– зарычал Авдеев.
– Не вру! Тогда врал, а сейчас не вру! Испугался я, понимаешь! Не добежал до них. Испугался, что разминусь с ними, что пропаду там один. Судите меня! Наказывайте!
Капитан Авдеев отставил в сторону рацию, положил на нее ракетницу и достал из кобуры пистолет.
– Судить тебя не будут, -
– Я сам сейчас тебя расстреляю. Ты все равно умрешь, Так умри же как мужчина. Будь хоть сейчас честным! Подумай хотя бы о детях! От тебя зависит их жизнь.
– Клянусь, не вру! Вот последней собакой буду!
– плакал сержант.
– Да они уже идут сюда! Да вот же они! Я их вижу!
Можно было бы предположить, что сержант от страха лишился рассудка, если бы в свете внезапно и явно нарочно выглянувшей из-за туч луны не показались фигурки движущихся по дну канала людей. Тень досады скользнула в сознании Авдеева: ведь он уже решился, поборол в себе страстное желание жить. Но разобраться в собственных чувствах он не успел. Рыжеволосый парнишка, угрюмо молчавший с того момента, как уронил рацию, вдруг заорал истерически: "Врет он! Врет!", потом с неожиданным проворством цапнул ракетницу и, прежде чем Авдеев успел схватить его, отскочил назад.
– Брось ракетницу, стрелять буду!
– крикнул Авдеев.
– Стреляй! Стреляй! Я все равно дам сигнал!
– Парень отступил, размахивая ракетницей.
"Прихлопнуть его?
– быстро подумал Авдеев.
– Ведь если он даст сигнал, он все равно погиб. Вместе со всеми!"
– Отставить! Слушай мою команду!
– по-казарменному пропел капитан Авдеев.
– На счет "три" дашь сигнал ракетой!.. Раз...
Солдатик остановился и неуверенно поднял ракетницу, Авдеев выстрелил навскидку. Ракетница полетела на камни. Три длинных прыжка, и Авдеев уже держал ракетницу в руках. Впрочем, рыжеволосый и не пытался больше ею овладеть, он просто держался за простреленную руку.
А фигурки людей приближались.
И тут рация надрывным стенанием лейтенанта напомнила Василию Авдееву о той поистине неразрешимой моральной дилемме, которую ставила перед ним судьба:
– Това-а-рищ капитан! Мы погибаем! Надо сбрасывать воду!
О ужас! Какой страшный выбор! И по какому принципу выбирать?! Там люди и здесь люди. Там дети и здесь дети! Тех больше. Но кто сказал, что они от этого лучше?!! И разве дано ему, Василию Авдееву, брать на себя роль господа бога, чтобы решать, кому даровать жизнь, а кому смерть?!
– Лейтенант!!!
– взревел Авдеев, яростно прибавляя самую лаконичную из нецензурных словесных конструкций.
– Ну спроси меня: "По какому каналу пускать воду?", и я отвечу тремя ракетами!
Но в этот момент все было кончено. Раздался протяжный гул и вместе с ним истошный вопль лейтенанта: "Плотина рушится! Нас сносит!" И в то же мгновение в сиянии луны взору представилась жуткая в своем чудовищном великолепии картина: огромные массы воды, словно липкое тесто, стали медленно падать с трехсотметровой высоты. Вихрем пронеслись в душе Авдеева дикий животный страх... и внезапное облегчение. Ну конечно - нет больше моральной пытки! Погибать, так всем! И не он, Василий, в этом повинен. Но это ощущение длилось какие-то тысячные доли секунды - его сменило глубокое
– Испытание окончено. Все в порядке. Авдеев, проснитесь.
Стены канала, рушащаяся плотина, массы воды, грозовые тучи в небе, все это окончательно поблекло, растворилось.
– Авдеев, проснитесь. Испытание окончено, - повторил профессор.
Василий ничего не соображал. Сердце его тяжело стучало. Потом он внезапно вспомнил все. И чувство бесконечной досады охватило его. Провалился! Не прошел. Рухнули все мечты. Столько лет напряженной подготовки - и все даром! Он выбрался из-под колпака гипногенератора, встал, угрюмо буркнул: "Теперь, надо полагать, я свободен", - и двинулся было к выходу, но профессор удержал его:
– Погодите, погодите, Авдеев. Да подождите, говорят вам!
– А чего там ждать?
– сказал Авдеев.
– Все и так ясно. Провалился!
– Не торопитесь с выводами!
– рассердился профессор.
– Учтите, что комиссия вовсе не ставит своей целью нанесение испытуемым душевных травм, поэтому спешу уведомить вас, что предложенная вам задача вообще не имеет решения. Так сказать, задача типа "цугцванг".
– Благодарю, профессор. Не надо меня утешать.
– Послушайте, голубчик, я, кажется, никогда не давал вам оснований сомневаться в правдивости моих слов, - холодно заметил профессор.
– Извините, если я был груб, но моя неудача оказала на меня...
– Опять вы свое! Вы обязаны мне верить! Задача не имеет решения!
– Ну пусть так, - Авдеев пожал плечами.
– Но насчет вашего утверждения, будто вы не наносите душевной травмы...
– И это учтено, мой друг. Вот примите одну таблетку и посидите минут пять-шесть с закрытыми глазами.
– На столе перед Авдеевым появилась продолговатая коробочка с надписью "Амнезин".
– Очиститель памяти!
– усмехнулся Авдеев.
– Но по логике вещей такой препарат, вроде, надо бы принимать до...
– Нет, его принимают после.
– И как сильно оно отшибает память, это ваше зелье?
– Видите ли, - сказал профессор, - на воспоминания о реальных событиях этот препарат почти не воздействует. Но только что увиденное сновидение он стирает из памяти начисто. А ваш гипнотический сон, несмотря на то, что там у вас сохранялась свобода воли, все же относится к сновидениям. Кстати, таблетки весьма приятны на вкус.
– Простите, я вас не понял, что, есть такое предписание?
– осведомился Авдеев.
– Нет, нет. По вашему желанию.
Василий задумался. Потом решительно заявил:
– Я предпочитаю отказаться.
– Он внимательно посмотрел ни профессора.
– Вы знаете, в этом ведь есть что-то унизительное. Пусть это не настоящая реальность, а, как принято говорить, иллюзорное бытие. Но я все-таки жил там, действовал, ошибался, мучился, наконец, проиграл. А теперь: на тебе, деточка, сладенькую пилюлю - и все горести позабудутся! Нет уж, спасибо. Пусть все это останется со мной. Я могу быть свободен, профессор?