Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
Как он смеялся мне в лицо и был немного грубым, порой, даже очень грубым. Как он выкидывал какие-то непонятные вещи и слова. Как он резко менялся и пропадал на недели. Как он сначала с кулаками кидался на Брэдли, а затем исчезал или же абсолютно спокойным возвращался ко мне. И мне казалось, что всё это — обычные перепады настроения, какие бывают у всех. Как, черт подери, я могла так ошибаться, быть настолько слепой?
Было ли в Майки когда-то что-то среднее между маниакальным состоянием и депрессивным или же между тем и другим одновременно? Я не
— И что, он теперь всегда будет таким? Этот маниакально-депрессивный психоз будет с ним всегда, и он никогда не сможет прийти в себя? — задаюсь я вопросом.
— Бывают интерфазы, но довольно редко. Один раз на несколько чередующихся эпизодов болезни. — У Патрика такой бесстрастный голос, словно бы он превращается в мою копию, такую же бледную и пессимистичную.
— И что нам делать?
— К сожалению, остается только ждать.
Нет, какого черта! Я не позволю Майки поддаться этой чертовой болезни! Меня уже не спасти — и плевать, но если я могу ему чем-то помочь, то я это сделаю!
— Почему вы его не лечите?! — гневно произношу я. — Отведите его к психиатру, заставьте пить таблетки, сделайте хоть что-нибудь, а не просто ждите, пока ему станет ещё хуже!
— Было бы все так легко, — выдыхает парень. — У него и так в книжке уже стоит пометка о попытке самоубийства. — Точно! Ведь мне Фо рассказывала об этом. — А если подтвердится биполярка, то это ведь перечеркнет ему жизнь. Кому нужен будет ученик или работник, который в любой момент может выйти из себя? К тому же, Майки не верит, что болен, и потому не пьет никаких лекарств. Заставляй его, не заставляй — всё одно.
— А насильно?!
— Как ты это себе представляешь? Думаешь, он не почувствует какую-то подставу? — Я киваю. Я не знаю. — От этих таблеток он становится овощем, вывести его из депрессивной фазы они помогают, но на этом всё — дальше Майки начинает их или выбрасывать, или смывать в унитаз, лишь бы избавиться от них. И знаешь, он ведь постоянно твердит одно и то же: «Это было лишь раз, этого не повторится» — хотя уже по какому кругу симптомы повторяются.
— И как давно это с ним?
— Последние два года.
Я сглатываю. Они с Фелицией уже два года стараются не дать Майки сорваться, а тот продолжает вести себя, как в первый раз. Неужели он, правда, не понимает всей серьезности его психического расстройства?
Патрик снова вздыхает и проговаривает:
— Знаешь, я ведь всегда ждал того, что ударит меня. А тут раз — и Майки из веселого и беззаботного подростка превратился в совершенно нестабильного, от которого никогда не знаешь, чего ожидать. — Так значит, Майки не был таким всегда? Боги, каким же он был до того, как его ударила болезнь? — И-и-и… таблетки кончаются.
— Пройдемся до аптеки? — спрашиваю я, вскакивая со ступенек, но Патрик хватает меня за руку и указывает жестом сесть на место.
— Не смысла — без рецепта не продадут, — говорит он.
— Но как же вы тогда? — Недоумеваю.
Патрик улыбается, впервые за сегодня, и звонко произносит:
—
Мне хотелось было переспросить «Чего? Крадете?», но я промолчала, ведь понимала, что иного выхода нет. Мне вспомнился эпизод моей жизни, когда я стала невольным соучастником такой вот кражи таблеток. И я вспомнила то, о чем мне рассказывала брюнетка.
— Патрик… — замялась. — Патрик, скажи, а могут ли какие-нибудь травмирующие события спровоцировать ещё один круг маниакально-депрессивных фаз? — наконец-то спрашиваю я.
— Да. — Теперь он с интересом смотрит на меня. — Знаешь, мне, конечно, абсолютно плевать, что Фелиция хотела сказать мне в той комнате, но, я думаю, если это «что-то серьезное» относится к Майки, то ему сообщить должна именно ты.
Я киваю. Он прав. В первый раз в жизни я наконец-то поняла, что сама должна отвечать за свои поступки. А в данной ситуации — я сама должна рассказать всё Майки и сама должна взглянуть на него, когда он всё узнает.
Я достаю из кармана свернутый лист и, прежде чем развернуть его, поглаживаю его, держа между ладоней.
— Мне Фо как-то рассказывала, что он хотел вскрыться. — Патрик кивает и произносит что-то вроде «Было дело». — А из-за чего?
— Ну, это долгая история. Это была одна из самых первых фаз расстройства, и вроде бы они должны были восприниматься намного легче, чем сейчас, но нет. Мы ведь тогда были совсем не готовы к такому. — Пауза. — И это было подобно грому: вот он сейчас вроде бы абсолютно нормальный, но минута — и он уже лежит в кровати, ничем и никем не интересующийся. И чем больше мы к нему приставали с тем, чтобы он встал, чтобы он вышел на улицу — тем хуже становилось. И любая плохая новость воспринималась им острее.
— Новость? — переспросила я.
— Знаешь, а ведь это Майки сказал сестре, чтобы она рассказала тебе всё, если с ним ещё раз повторится подобное, чтобы ты не волновалась.
— Не уходи от темы, Патрик! — возразила я.
— Не знаю, с чего он так решил, — всё равно продолжает парень. — Может, думал, что ты спокойно воспримешь эту новость, а может, он был бы не против раннего тобой сердца, если ты испугаешься. Но в прошлый раз та девочка испугалась, и всё закончилось попыткой самоубийства.
— Патрик, ты так прозаичен… — иронично произношу я.
Я последний раз протираю бумажечку ладонями, подношу к губам, дышу на неё, словно бы надеясь заговорить «Там нет ничего серьезного, там всё хорошо», — Патрик всё это время внимательно следит за моими действиями и не произносит ни слова — и наконец-то разворачиваю. Подавая парню листочек и кисло улыбаясь, я проговариваю: «Как думаешь, Майки будет не против, если мы разобьем сердца друг другу?». Патрик непонимающе смотрит на меня, но берет из моих рук бумажку; он читает всё очень тщательно и внимательно, а когда поднимает на меня глаза, полные ужаса и сожаления, то встречается с моей страдальческой улыбкой и чертовыми предательскими слезами, которые словно бы застыли на моих щеках.