Помоги мне влюбиться!
Шрифт:
– …Так тебе важнее чего: сходить к дискотеке себя показать, – шагая вслед за длинноногой подругой, продолжала Надежда, – или с Матвеем побыть? Ну, вот честно – что важнее?
– Да мне и то важно, и другое! – не замедляя шага, с жаром объясняла Марьяна. – И это нормально! Мы красивая пара, мы должны гулять. Гулять надо обязательно…
– Да наловит он рыбы и придёт, никуда не денется, – пыталась успокоить Марьяну Надя.
– И на фиг он мне нужен с его рыбой? – Вот теперь Хвастович резко остановилась, Надежда налетела на неё и ткнулась своей блондинистой маковкой в её тщательно
– Не ну-у-у-у-жен?
– Ну а что это за хрень – рыбалка? Я кто ему?.. Вернулся дед с рыбалки ко своей ко старухе! – затрясла головой Марьяна, изображая деда. – Мы чего, супруги с сорокалетним стажем, чтобы мне сваво благовернаво с рыбалки ждать и быть этим довольной? Мы – молодая пара, наши отношения полны романтики! Надо гулять, надо встречаться, надо, надо…
Тут она замолчала – потому что, заметив пристальный взгляд Надюшки, устремлённый в пространство за своей спиной, резко оглянулась.
Так и есть – на берегу пруда, к которому они столь стремительно двигались, стояла группа молодых людей. Медленно-медленно темнело, июньские сумерки длятся долго, так что всех присутствующих было хорошо видно.
Марьяна снова двинулась вперёд – до пруда оставалось метров пятьсот, а то и больше. Надежда старалась успеть за ней – успеть и, главное, разглядеть: кто там, с кем сейчас придётся общаться? Если Артём – то как себя вести, какую линию поведения выстраивать? Под девизом: «А мы мимо шли!»? Или «Ищем-ищем, заскучали»?
Так и есть – Матвея не видно, а Артём есть! Вот он, с удочкой – поднялся снизу, от берега, постоял, сказал что-то пацанам. Разобрать, что именно сказал, издалека было тяжело. И снова спустился к воде. Далёкий противоположный берег пруда был более пологий, без деревьев, удобный такой фон для разворачивающейся картины семейной битвы…
– Ну, и где Матвейка-то? Эй, рыбачок! – думая о своём, писклявым голосом проскрипела Надя.
Марьяна шумно дышала и отвечать на эти слова не стала. Сморщив лоб, она тщательно вглядывалась в компанию этих самых рыбачков. Выискивала. Надеялась. Злилась, но надеялась. Что Матвей всё-таки рыбачок, а не предатель…
Надя посмотрела на подругу – и ей стало вдруг дико неудобно за то, что она заставила Хвастович так мучиться. Потому что было видно – Марьяна очень переживает. Очень. Её ведь кинул этот чёртов Матвейка – какой сценарий происходящего ни выбрать, каким боком ситуацию ни повернуть. Кинул. Пообещал и не выполнил обещанное. А Марьяна так или иначе в пролёте – потому что или ей предпочли рыбалку, или другую девушку (это в том, понятно, случае, если Матвея на пруду всё-таки нет). Выбирай не выбирай – неприятно…
Эти мысли отвлекли Надюшку от придумывания того, какую линию собственного поведения ей нужно будет избрать при встрече с Артёмом. Ведь в основном она, коварная интриганка, отправляла взбудораженную Хвастович на пруд разыскивать драгоценного Матвейчика именно для того, чтобы под эту лавочку увидеться с Артёмом.
Своим любимым молодым человеком, понятное дело.
Но и погрузиться в пучину стыда Надюшка
Услышав всё это, Хвастович опять остановилась, встала на цыпочки – всматриваясь и вслушиваясь. Её, девушку высокую и фигуристую, было видно издалека. И компании у пруда видно в первую очередь.
Марьяна тоже поняла это, снова быстро зашагала к пруду.
А потом вдруг резко развернулась – и со всех ног побежала обратно.
Ничего не понимающая Надя помчалась за ней.
Марьяна бежала и бежала, два раза упала, обзеленив и ободрав коленку о придорожную траву и мусор. От босоножки оторвалась застёжка, ноги Марьяны опасно вихлялись, особенно та, которая была обута в порванную.
– Марьяна, куда бежим? Бежим куда? Да стой же!
Хвастович не реагировала на призывы Нади. Бежала и бежала.
Наде пришлось приложить много усилий. И всё-таки она догнала подругу, схватила за талию, повисла на ней, заставив остановиться.
Они уже давно покинули хорошо просматриваемое пространство луговины, по которой шла тропа к пруду.
И у забора одной из ближайших дач девушки уселись на сложенные в штабель доски.
– Как же я заколебалась! – подняв к небу перекошенное страданием лицо, воскликнула взаимно влюблённая девушка.
Шарики её удивительных слёз покатились в уши. Один за другим, один за другим.
– Я стараюсь, выстраиваю отношения… – продолжала Марьяна, не глядя на Надежду. – И ему всё нравится. Если бы не нравилось – сказал бы, да? Не говорит. Нравится ведь, значит, нравится! Я столько придумываю, чтобы была романтика… Но вот так бегать унижаться я не могу… Пропади оно всё пропадом.
Надя посмотрела на Марьянку с уважением. «А я бы так смогла?» – пронеслась у неё насторожённая мысль.
– Я не собачонка. – Марьяна встала с доски, отряхнулась, разулась, осмотрела босоножку, которая могла теперь крепиться к ноге только тремя тонкими перепонками у самых пальцев. Размахнулась – и запустила свою парадную обувку на пятнадцатисантиметровой «платформе» в пышные кроны чьего-то сада.
Снова отряхнула руки о подол – хотя ни пыли, ни грязи на них заметно не было. Махнула головой в значении «Пойдём!» – и зашагала по дороге. Даже не удосужившись посмотреть, следует за ней подруга или нет.
– Правильно, правильно… – Подруга, конечно же, заторопилась за Марьяной. – Захочет прощения у тебя попросить, захочет, чтобы всё наладилось, – сам прибежит! Прибежит ведь. А ты как? Ты простишь?
– Прощу, конечно! – убеждённо фыркнула Марьяна. – Главное, чтобы извинялся.
Девушки шагали теперь рядом. Марьяна размахивала невредимой босоножкой, раскручивая её за длинный узкий ремешок – надеясь, наверное, что он тоже сейчас оторвётся. Не так будет обидно тогда и эту босоножку выбрасывать.