Помоги родной земле!
Шрифт:
Курган, как и Челябинск, сосед Казахстана. А вот что писал Георгий Радов в пору работы над сценарием фильма «Хлеб нынешнего года»:
«Я давно, с первых лет освоения целины, знаком с совхозом «Кулундинский», это эпицентр засух на Востоке, земля неласковая, суровая. Когда распахивали ее, совершили ошибку, пустили по образцу европейских районов лемешные плуги и другие отвальные орудия, работали, не зная ни паров, ни севооборотов, ни травосеяния, и это окончилось бедствием: в шестьдесят третьем году разразилась эрозионная черная буря, которая снесла с немалой площади пахотный горизонт. Уцелели кинокадры, запечатлевшие эту драму…
О том, что произошло дальше, я подробно писал в очерке «Поле Кулунды», напечатанном в «Литературной газете».
«Добиться дальнейшего повышения культуры земледелия, — призывает нас партия в десятой пятилетке. — Обеспечить сохранение и рациональное использование земельных ресурсов, в первую очередь пашни, осуществить мероприятия по защите почвы от водной и ветровой эрозии, особенно в южных и восточных районах страны» [9] .
8
Характерен вывод, который делает Радов: «За всем этим, конечно же, стоит мудрость, и честность, и незаурядное мужество людей, которые открыто призвали ошибки и сами на протяжении нескольких лет настойчиво работали, чтобы обезопасить землю».
9
Материалы XXV съезда КПСС. М., Политиздат, 1976, с. 201.
И еще враг. О нем отдельно.
Грешта — не мертвая земля
Живя на Урале, как-то привыкаешь и перестаешь замечать, что, куда бы ни поехал, везде заводы, фабрики, рудники, где бы ни ступил ногой — руды, поделочный камень, полезные ископаемые. Созидается могущество Родины. Но, попутно, и неизбежный след производственной деятельности человека: холмы «пустой» породы, отходы производств — доменного, химического, машиностроительного, разного.
Тот, кто бывал на металлургических предприятиях, конечно, замечал (не мог не заметить!) громадные отвалы шлака — серые насыпанные поля, унылые, без признака какой-либо жизни. Такой, вероятно, выглядит земля после извержения вулкана. Редко-редко прорастет тут какое-либо семечко, случайно заброшенное ветром, вырастут куст лопуха или пучок чертополоха… Если учесть, что металлургическая промышленность все-таки ведущая на Урале и есть предприятия, насчитывающие сотни лет существования, а следовательно, сотни лет воздвигающие себе такие невольные памятники в виде омертвевших пространств земли, да если еще добавить к этому, что возникают подобные «лунные» пейзажи всегда вблизи от населенных пунктов, а то и прямо на их территории, то станет ясно, что затронутая проблема для Урала (и не только для Урала) совсем уж не такая частная и мелкая.
Для Урала это особенно характерно и особенно должно тревожить нас — ведь земля не растягивается, а насыщение промышленностью все возрастает.
Специалисты такие почвы называют грештой. Как вернуть жизнь, остановить опустынивание? И можно ли вернуть?
Чтоб прочувствовать степень вмешательства человека в жизнь земной коры и серьезность возникающей отсюда проблемы, достаточно раз увидеть гигантские выработки-карьеры в Асбесте, где добывается «горный лен»; или «яму глубокую» — открытую добычу на Высокогорском железном руднике в Нижнем Тагиле; или, наконец, у Магнитогорска — бывшие горы, ставшие глубокими выемками… Поистине человек сдвигает горы! Но, сдвигая, он, увы, оставляет
Кстати, об Асбесте. Закончится добыча, прекратится откачка подземных вод, с которыми приходится непрерывно воевать горнякам, и гигантские выработки превратятся в глубоководные озера, где будет раздолье рыбе. Там, в Асбесте, это дело решенное. Ну, а в других местах? Надо, чтоб нигде не зияли пустыми пастями мертвые выемки, не пропадала втуне земля, не кровоточили, напоминая о человеческой неблагодарности, ее раны.
Каждый отвал — равно как и каждый заброшенный пустующий карьер — это «издержки», особая категория почв, требующих и особого внимания от человека.
Сорский молибденовый комбинат далеко от центральных, густозаселенных районов; вокруг — леса и горы, а чуть подальше — степи с курганами и каменными «бабами», древними могильниками, немыми свидетелями прошлой жизни края; земли вроде бы достаточно, однако уже там, «на Соре» (река, откуда взялось и название комбината), порой бывает невмоготу, когда подует ветер да понесет на поселок пыль с «хвостохранилища» — хотя Хакассия пока еще не Урал, не Донбасс…
— Объемы большие, фабрику построим — еще будет больше, — говорил директор комбината Василий Александрович Лавыгин. — Походили? Поглядели? Видели, как мы живем? Конечно, мы за зелень. Каштаны! Каштаны давайте!
Как-то в газетах промелькнуло сообщение о том, что в Кривом Роге нашелся энтузиаст, бывший шахтер, который на свой страх и риск засадил отвалы молодыми каштанами… С тех пор всем на Соре не дают покоя каштаны! Вот уже третий год группа научных сотрудников Уральского государственного университета имени Горького ведет здесь опыты по озеленению, или так называемой рекультивации, комбинат вкладывает в это дело средства из фонда предприятия. Конечно, хочется поскорее видеть результаты… Эх, если б это было так просто!
Мы едем по отвалам, затем пешком поднимаемся на «хвостохранилище». Отвалы огромные, желто-коричневые, безмолвные, с редкими былинками чахлой растительности, а «хвостохранилище» будто в тумане: наверное, вот так в Сахаре в предвестии близкого самума горизонт застилает скрипящей на зубах рыжей мглой, — и страх берет при мысли, как эти горы камней и самодвижущегося песка обратить вновь в живую плодоносящую землю?
Нет, конечно, все это еще далеко от того, что уже давно стало привычным на Западе; и горы рядом зеленые, и степь вокруг в ирисах и жарках; а все ж… Впрочем, Изабелла Шилова и Наташа Логинова, представляющие здесь университетские силы, полны оптимизма: Москва не сразу строилась! Они вспоминают, как многолетний руководитель их В. В. Тарчевский, чтоб поддержать веру в успех, порой расстилал вот на таком же отвале полиэтиленовую пленку и ложился «отдыхать», показывая тем самым: человек дюжит — будут жить и растения!
…Многие на Урале знали этого человека. Его часто можно было видеть на собраниях молодежи, где он выступал всегда с одной темой — о сбережении земли. Помню, как однажды мы встретились с ним в Кауровке, на Чусовой, где журнал «Уральский следопыт» организовал следопытский слет. Его попросили приехать и побеседовать с ребятами. Он охотно согласился. У него была колоритная внешность, пышная седая шевелюра. Говорил он негромко, но убедительно, слушали его хорошо. Одержимый идеей сбережения природы, он стремился заразить этой идеей каждого, большого и маленького, одновременно вооружив и полезными знаниями.
Много лет мы сидели рядом за столом президиума Общества охраны природы. Не припомню случая, чтоб Тарчевский опоздал или не явился без уважительной причины. Это заслуживает быть отмеченным тем более, что у него было много других обязанностей — преподавание в университете, научная работа. Он писал статьи, рефераты, методические пособия.
Посчастливилось мне быть и его соавтором — в 1962 году вышла наша совместная работа для массового читателя «Руку дружбы — природе!» Оглядываясь назад сейчас, я вижу, какого доброго товарища имели мы в его лице. Он был скромен и покладист, без ученой заносчивости. И дело делал тоже скромное и не слишком заметное, хотя и очень важное.