Поморские были и сказания, Шергин Борис Викторович

Поморские были и сказания

на обложку

Шергин Борис Викторович

Шрифт:

И грозный царь распрогневался,

Позвал дядю на красно крыльцо,

Ему ткнул копье во праву ногу,

А сам говорит таковы слова:

— Ты старая курва, седатой пес!

Что у тебя за пир такой?

Что у тебя за весельице?

Не знаешь ли ты, не ведаешь,

Что померкло у нас солнце красное,

Погасла звезда раноутренняя?

Ведь казнил я своего сына милого,

Ведь нет в живых твоего племянника!

Так всегда в каменной Москве:

По всяком по воре по боярине,

По всяком князе-изменнике

Много

на Москве плачу-жалобы.

По моем только по милом но детище

Никого в Москве нету жалобного.

В те поры Никита Романович

Бежит во покои во особые.

Он выводит к царю сына Федора

Жива, здрава, невредимого.

И грозный царь Иван Васильевич

Падал дяде в праву ножечку:

— Ты от смерти спас мое детище,

Ты от муки спас мою душу грешную!

Я как тебя, дядя, буду чествовать?

Я чем тебе буду благодарствовать? —

Говорит Никита Романович:

— Садись-ко, царь, на ременчат стул,

Пиши-ко ярлык скорописчатый,

Даруй льготу нерушимую

Для нашей улицы Никитския:

«Кто-де на улицу Никитскую

От царского гнева укроется,

Не тронуть того царским приставам,

Не задеть того лютым опричникам».

Поморские сказки

Дивный гудочек

У отца, у матери был сынок Романушко и дочка — девка Восьмуха. Романушко — желанное дитятко, его хоть в воду пошли. А у Восьмухи руки загребущие, глаза завидущие.

Пришло красное лето. Кругом деревни лежат белые оленьи мхи. родятся ягодки красные и синие. Стали брат с сестрой на мох ходить, ягодки брать.

Матка им говорит однажды:

— Тятенька из-за моря поясок привез атласный лазорева цвету. Кто сегодня больше ягод принесет, тому и пояс.

Пришли ребята на мох, берут ягоду-морошку. Брателко все в коробок да в коробок, а сеструха все в рот да в рот.

В полдни стало жарко, солнечно.

У Романушки ягод класть некуда, а у Восьмухи две морошины в коробу катаются и те мелки и зелены.

Она и сдумала думку и говорит:

— Братец, солнце уж на обеднике! Ляг ко мне на колени, я тебе головушку частым гребешком буду учесывать.

Романушко привалился к сестре в колени. И только у него глазки сошлись, она нанесла нож да и ткнула ему в белое горлышко… И не пуховую постелю постилает, не атласным одеялом одевает, — положила брателка в болотную жемь, укутала, укрыла белым мохом. Братневы

ягодки себе высыпала. Домой пришла, ягоды явила:

— Без расклонки брала, выдать мне-ка атласный пояс!

— Романушко где-ка?

— Заблудился. Его лесной царь увел.

Люди в лес побежали, Романушку заискали, в колокол зазвонили… Романушко не услышал, на звон колокольный не вышел. Только стала над ним на болотце расти кудрявая рябина.

Ходят по Руси веселые люди — скоморохи, народ утешают песнями да гуслями. Поводырь у скоморохов свет Вавило. И пришли они на белые оленьи мхи, где Романушко лежит. Видит Вавило рябинку, высек тесинку, сделал гудок с погудалом. Не успел погудальце на гудок наложить, запел из гудочка голосок жалобно, печально:

Скоморохи, потихоньку, Веселые, полегоньку! Зла меня сестрица убила, В белый мох положила За ягодки за красны, За поясок за атласный!

Продрожье взяло скоморохов:

— Эко диво, небывалое дело! Гудок человеческим языком выговаривает!

А Вавило-скоморох говорит:

— В этом гудке велика сила и угодье.

Вот идут скоморохи по дороге да в ту самую деревню, где Романушкин дом. Поколотились, ночь перележать попросились:

— Пусти, хозяин, веселых людей — скоморохов!

— Скоморохи, здесь не до веселья! У нас сын потерялся!

Вавило говорит:

— На-ко ты, хозяин, на гудке сыграй. Не объявится ли тебе какого дива.

Не поспел отец погудальце на гудок наложить, запел из гудочка печальный Романушкин голосок:

Тятенька, потихоньку, Миленький, полегоньку! Зла меня сестрица убила, В белые мхи положила За ягодки за красны, За поясок за атласный!