Поморский капитан

Апраксин Иван

– Хм, – заметил слушавший этот рассказ Степан, – ты девушка, а рассказываешь об этих вещах с таким знанием дела, как будто у тебя имеется немалый опыт.

На этот раз Ингрид совсем не смутилась – ей было что сказать.

– Конечно, у меня есть немалый опыт, – спокойно ответила она. – У всякой взрослой девушки, если она хочет постоять за себя и сохранить свою честь, имеется такой опыт. Я ведь не сказочная принцесса и жила не в хрустальном гроте под надзором добрых гномов. Я ходила по улицам, разговаривала с людьми и кое-что видела. Знаете,

что творится в нашем старом добром Або в день, когда в порт приходят сразу несколько кораблей? Десятки матросов, по много месяцев не видевших вина и женщин, высыпают на улицы. Они ходят из кабака в кабак, пока не напьются до полусмерти. Но это случается не сразу, а до этого они стараются не пропускать ни одной юбки. Даже старух пытаются приветить!

Оказывается, хотя Ингрид и сохранила нетронутой свою девственность, она все же имела некоторый опыт по части мужских ухаживаний и приставаний.

Степану с Лаврентием странно было это слышать: на Руси, да и в Поморье нравы были куда суровее. Незамужняя девушка вообще не могла выходить из дома без сопровождения отца или брата и не должна была разговаривать с незнакомыми мужчинами ни при каких обстоятельствах. Да и замужняя женщина пользовалась не намного большей свободой. Во всяком случае, в одиночку ходить по улицам и вступать в разговоры с незнакомцами строжайше воспрещалось…

Что ж, в каждой стране – свои нравы и обычаи.

– А вот когда Хаген окончательно убедился в том, что мужские силы покинули его, – рассказала Ингрид, – тогда он действительно пришел сначала в ярость, а затем в отчаяние. Хотел даже меня убить, и я успела испугаться, но что-то нашло на него – он отбросил нож в сторону. Видимо, решил, что дело все-таки не во мне, а в нем самом. Затем он снова стал пить и бегать по каюте. Схватил какой-то камень, бывший у него в сундучке, и долго шептал над ним и размахивал руками. Да ничего не помогало.

Несколько раз Хаген набрасывался на меня. Он прямо рычал, как дикий зверь. Бросится, схватит – и снова за кружку с вином. Пьет, как бешеный, и все не насытится. А потом, видно, его оставили не только мужские силы, но и силы вообще: свалился на кровать и захрапел.

Вот только тогда я и осмелела. Принялась шарить в каюте, по всем вещам. Сначала не могла найти нужный ключ, у капитана ведь много разных ключей – от кладовой, от порохового погреба, от оружейной комнаты, от каждого сундука…

Потом только сообразила, что нужно обыскать его самого. И вот, нашла на поясе в связке с другими ключами.

– Корабль! – закричало одновременно несколько голосов. – Корабль!

Судно шло прямо наперерез, явно намереваясь войти в соприкосновение со «Sten». Оно находилось еще далеко, но намерения его были очевидны.

– В общем-то тут нет ничего необычного, – заметила Ингрид. – В Английском проливе полно самых разных судов. Странно только, что оно идет прямо на нас. В отличие от нас у них-то наверняка есть подзорная труба.

На палубе царило оживление, все столпились по правому борту,

чтобы лучше разглядеть приближающийся корабль.

– Это вооруженное судно, – сказала Ингрид, но Степан и сам уже заметил необычные очертания корабля. По сравнению с их кораблем он был очень большим. Высокие борта ощетинились жерлами пушек.

– Четыре, – считал Лаврентий, прищурившись, – шесть, семь… Десять пушек по борту. Значит, с другого борта еще десять. Двадцатипушечный корабль.

Когда корабль подошел еще ближе, стало ясно, что и калибр орудий очень крупный. Один залп десяти таких пушек способен разнести их бриг в щепки.

У Степана уже было время, чтобы ознакомиться с корабельным вооружением доставшегося им брига. Ипат здесь оказался ценным специалистом, разбирающимся в пушечном деле.

Все восемь пушек, стоявших по четыре на каждом борту, были кулевринами, что страшно радовало Ипата: длинные стволы кулеврин обеспечивали дальнобойность стрельбы. Сами стволы были сделаны из кованого железа и крепились к деревянным лафетам при помощи пяти тоже железных ободов. У каждого лафета внизу были приделаны маленькие колеса из камня, напоминавшие мельничные жернова. С их помощью можно было перетаскивать пушки по палубе.

Кроме бортовых кулеврин, представлявших собою грозное оружие, имелась еще небольшая пушечка, установленная прямо на палубе перед кормой и капитанской каютой на вертлюге. Медную пушечку эту можно было поворачивать в любую сторону, и оставалось только гадать, против кого она предназначена: из-за небольшой длины и малого калибра никакой опасности для других кораблей пушечка не представляла…

Но самую большую радость у Ипата вызвал пороховой склад, где кроме пороха хранились и снаряды для корабельных орудий. Кроме обычных чугунных были здесь и новомодные – разрывные, начиненные картечью, имевшие, по словам опытного Ипата, огромную убойную силу.

– У нас на Пушечном дворе таких снарядов не было, – рассказывал он. – Только один раз привезли из немецкой земли несколько штук и показывали. Если такой снаряд в толпу попадет, то народу повалит немерено.

Однако вся эта военная мощь казалась ничтожной в сравнении с мощью военного корабля, стремительно приближавшегося к ним сейчас. Это была настоящая плавучая крепость. На грот-мачте корабля в лучах осеннего, но еще яркого солнца развевалось белое полотнище с прямоугольным красным крестом – символом Святого Георгия.

– О, боже, мы забыли поднять флаг! – закричала Ингрид, до того стоявшая рядом со Степаном в оцепенении. – Это английский корабль, видно по флагу. Скорее поднимайте флаг: они могут подумать, что мы испанцы.

Накануне вечером, когда в полном беспорядке и в спешке спускали с мачт паруса, заодно с ними спустили и флаг, не придав этой бесполезной тряпице никакого значения.

– Скорее! – тревожно торопила Ингрид. – У нас нет флага, как я могла забыть! Что будет, если они не станут разбираться, а просто ударят сейчас по нам из пушек!