Помощница ведьмака. Книга 2. Путь Мрака
Шрифт:
Мужчины переглянулись и вдруг Анджей замер, сдвинув брови.
– Что происходит? – проговорил он и повернулся к входу в зал.
– Я не понимаю… – Генрих осекся.
– Музыка стихла, – молодой князь Северин рванул обратно в зал, откуда уже раздавались крики. В голосах людей звучал ужас. И когда оба княжича ворвались в помещение, их глазам предстало зрелище от вида которого едва не заледенела в жилах кровь.
Почти все гости, приглашенные королем и отцом жениха, лежали на полу. Несколько женщин и слуги пытались помочь, кто-то истошно вопил во всю глотку: «Лекаря!», кто-то ожесточенно тряс
«Отец, – мелькнуло в голове молодого князя, – мама!» – его взгляд нашел одинокую фигуру, которая пробиралась переступая через тела. Малгожата Гижицкая.
А вот, чуть поодаль и ее дочь, его жена… Обе на ногах. Обе выглядят так, словно совсем не удивлены тем, что произошло.
«Зачем им удивляться, если все случившееся их рук дело!» – догадался княжич и, прежде чем Генрих смог хоть что-то понять, рванулся вперед, намереваясь догнать опальную вдову.
«Стой, Анджей!» –крикнул было Велке, а затем бросился за другом, мысленно заставив себя не думать о родителях, которые, скорее всего, лежат среди тел на полу. Эти мысли страшили княжича, назойливо стучались в сердце неприятным холодком. Он пытался отвергнуть их, по крайней мере, пока.
Князь Северин был замечен старшей княгиней, едва успел сделать несколько шагов в ее направлении. Он поднял руку, концентрируя энергию для нанесения магического удара, чувствуя, как струится по мышцам сила, когда Малгожата повернула к нему лицо.
– Тереза! – рявкнула женщина и Анджей успел увидеть, как его жена что-то бросила на пол. Раздался громкий звук, словно раскат грома прозвучал под сводами зала. Звук прошелся под потолком, что -то в воздухе просыпалось искрами вниз, похожими на дивный звездопад. Мгновение, и перед молодой княжной, уже носившей имя рода своего мужа, открылся темный проход, похожий на воронку. Волосы Терезы взвились в диком танце, и девушка шагнула в портал, даже не оглянувшись на мать. Секунда и портал закрылся с неприятным чавкающим звуком, поглотив молодую ведьму.
– Прощай, дорогой зять, – рассмеялась Малгожата и Анджей выкинул вперед руку. Гижинская успела отклониться от черных нитей, вырвавшихся из пальцев княжича. Ее глаза расширились от удивления, которому на смену пришла злость и негодование. Генрих, оказавшийся за спиной друга, остановился и огляделся, заметив, что все слуги разбежались, оставив господ лежать на паркете.
«Трусы!» – подумал он, понадеявшись, что хотя бы один из тех, кто прислуживал за столом, сейчас бегут за стражниками, охранявшими вход в замок. Только вряд ли последние успеют уже хоть что-то сделать.
– Чертов маг, – прошипела меж тем ведьма, когда Анджей, наступая, втянул назад нити. Он подобрался, намереваясь ударить снова, а княгиня спешно стала стягивать с пальца перстень.
– Я убью тебя, ведьма! – сказал молодой Северин. – А затем найду и твою дочь!
Малгожата рассмеялась. Ее рука нырнула в складки платья, отыскав потайной кармашек.
– Попробуй, – предложила она насмешливо, и Анджей снова ударил, но в тот самый момент, когда он выкинул было руку с темными нитями, кто-то схватил его за ногу, и молодой
– Отец, – проговорил Анджей, глядя на белое лицо князя Северина. С губ князя тонкой струйкой вытекала темная кровь.
– Получи, пес! – Малгожата швырнула в зятя какой-то предмет. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Генрих оттолкнул друга, закрывая его своим телом, и тут же почувствовал, как в спину ударило что-то мягкое. По коже пробежались мурашки, вызывая сильный зуд.
– Генрих! – Анджей попытался поймать друга, у которого внезапно заболела спина и все суставы. Молодой князь вытянулся от боли и тут же согнулся, падая на пол.
Малгожата медлить не стала. Она ударила перстень об пол и перед ней открылся портал. Женщина оглянулась на дело рук своих и, рассмеявшись, шагнула в черный водоворот. Анджей бросился за ней, Генрих вскинул голову. Взгляд его был мутным от мучивших его спазмов, но даже несмотря на это, молодой мужчина нашел в себе силы подняться и из последних сил ринуться следом. Оба мужчины попали в кружащуюся черноту, которая затянула их в свою глубину. Закружила, завертела, ударяя о тонкие грани скользких стен, и все погасло.
Генрих очнулся первым. Он увидел себя, лежащим на песке. Приподнялся, глядя на казавшееся желтым небо и чувствуя жар, идущий от солнца, светившего слишком ярко. Тяжело поднял голову, выискивая взглядом Анджея, и увидел его, распростертым рядом без сознания.
Генрих хотел позвать друга по имени, но с его губ сорвался какой-то непонятный звук. Тогда он решил поднять руку, чтобы потрогать онемевший рот, но вместо привычной кисти с пальцами, увенчанными перстнем, увидел нечто странное и лохматое, покрытое черной шерстью.
Если бы Генрих мог, он бы закричал. Закричал так, как не кричал еще никогда. Он все еще не мог понять, что произошло и, когда поднимался на четвереньки, словно животное, отметил, что его тень, отбрасываемая на солнце, какая-то непонятная и совсем не человеческая. Он попробовал сделать шаг, но руки и ноги отказывались повиноваться. Запутавшись в конечностях, Генрих повалился на песок, а когда что-то ударило его по ногам, приподнялся и оглянулся назад с ужасом увидев за спиной, покрытой такой же густой черной шерстью, длинный пушистый хвост.
«Я превратился в собаку! – мелькнула жуткая мысль, от которой молодому княжичу захотелось выть и кататься по песку, как обезумевшему зверю. – Я пес!» – и так кстати пришли на память слова княгини Гижицкой.
Генрих уронил голову и закрыл глаза, надеясь, что все произошедшее просто сон. Страшный сон и когда он проснется, то еще вспомнит о нем с улыбкой и, конечно же, расскажет Анджею. И они посмеются вместе…
Но сколько раз княжич не пытался закрыть и открыть глаза, перед взором все также расстилалась пустыня: желтая и бескрайняя, словно диковинное море без воды. А затем он услышал сдавленный стон и повернувшись, увидел, как очнувшийся Анджей поднимается на ноги. Княжич первым делом уставился на черного волкодава, появившегося словно из ниоткуда. Генрих попытался встать. Непослушные лапы раскорячились, но все же приобрели более-менее устойчивое положение, а чертово солнце палило нещадно, вызывая дикую жажду.