Понедельник начинается в субботу (Худ. В. С. Пощастьев)
Шрифт:
Братья Стругацкие сидят над обрывом, свесив вниз ноги, и бросают камешки по кустам. Гайки они тоже бросают. Смотрят, что получается.
Вообще-то задача — выманить из кустов говорящую собаку. Иметь такую собаку хорошо. В этом сомнения нет. Правда, где-то недалеко шляется какая-то Альма, над которой злые дяди в ФРГ произвели вивисекцию, и она нудно навязывает услуги советским разведчикам сипло-прокуренным голосом. Надо понимать, в отместку. Но, во-первых, это — на краю памяти, во-вторых, чужая повесть. И, в-третьих, братья не любят мучить
Конечно, время от времени из кустов вылезает Домарощинер. Клавдий Октавиан. Но опять же вид у него, как у человека. К тому же, это глупая и, если глупость заденешь, злобная собака. Подлежит самоискоренению. Неудачная мутация. А что удивительного? Ходят всякие, учат, сосредоточиться не дают.
Так. Начнем с простого. Говорящие собаки — это уже уровень Эдика Амперяна, даже Витьки Корнеева. А мы еще не достигли. Мы еще молоденькие. Мы еще — камешек в кустик. Оп! Ну-те-с, кто же это там у нас? Ага, машинка. Даже машина. Ого, танк-вездеход! Куда же тебя с таким профилем, да с гусеницами, да с манипуляторами? Кроме как на Венеру, пожалуй, что и… А вот как тебя назвать? Циклопом назвать, как у Лема? Или, допустим, так назвать — Танк Вездеход Имени Непобедимого Научного Дерзания Лучшей Части Человечества? Суховато как-то… А назовем-ка мы тебя — Мальчик! Будет в тебе что-то такое, преданное. Вот эта преданность и есть наш первый вклад в идею создания говорящей собаки.
Недолго сказка сказывается. Долго сидят братья, свесив в обрыв ноги. Бросают камешки по кустам. Но вообще-то с кустами надо поосторожнее. А то кинешь камешек — хрясь! И — в чужой белый рояль. Бывали такие случаи. Тут Камноедов и накинется:
— Товарищи авторы! Вы что о себе вздумали?! Белый рояль заинвентаризован! Как народное достояние! Если каждый писатель будет разбазаривать белый рояль, то никаких кустов не хватит! Так мы никогда не докажем, что тунгусский метеорит был посланцем этих… как их… Светлого Будущего на Атомной Тяге! Прекратить!
И, бывало, прекращали. Действительно, братьям поосторожнее бы с камешками да с гайками. По одному. А то вот кинули горсть и попутно изменили программу. Братья и писатели, зачем вам понадобился семиногий баран без мозжечка, шесты на колесах, паровозы с глазами и прочая гадость? Признаем, что это послужило авторам уроком. В дальнейшем даже самые негуманоидные киберы были способны на высоконравственный поступок. Например, открыть банку с ананасовым компотом обезвоженному археологу, который, не думая о насущном, ухилял с Земли на попутном чужом звездолете-автомате. Вообще, если не придираться к чистоте эксперимента, становилось все интереснее. Попутно было сделано открытие — важно не количество камней и кустов, а их качество. Отлично сформулировано! Братья выбирают один, но серьезный камень, один, но серьезный куст, и… Нет, говорящая собака еще не появилась. Но какие роскошные перспективы! Вдумайтесь, вдумайтесь! Говорящие коты! Говорящие щуки! Отрада детства, ностальгия академиков. Знаменитый Бегемот не был склеротиком, ну и что? Склероз у говорящего кота очень обаятелен. Ведь — не начальник, сказитель. А титанический акт перевоспитания и постановки на службу РДВ[42] вампиров, домовых и ведьм! Зачисление гекатонхейеров на твердые оклады вахтеров — это же культурная революция!
Какая добрая фантастика появлялась из радужных, горнодышащих кустов! Как смешон, а не страшен был профессор Выбегалло, нес па?[43] Как в сущности легко оборим его гений-потребитель — вывезли на полигон и дело с концом! Как прочно был закрыт отдел оборонной магии. Последние пьяницы, вроде
Да-с… Признаемся, положа руку — это здорово было! Вспомнить приятно. Только вот ведь факт — Говорящая Собака не выманивалась. Что-то не вытанцовывалось на оживленных вечеринках энтузиастов понедельника, начинающегося в субботу. Наверно, авторам было очень трудно. Даже мучительно. И ведь цели были ясны. И задачи определенны, настолько ясны и определенны, что реальная картина мира скользила куда-то вбок из фокуса видения, как выскакивает из-под пальцев гладкий и скользкий шарик.
А вокруг все ходили домарощинеры и не унимались камноедовы. А заселившие Подкаменную Тунгуску пришельцы, расширяя зону Контакта добрались до обрыва, где сидели, свесив ноги, и думали братья, и изрекли:
— И правильно. И неча. Сидят тут, понимаешь, и думают, понимаешь, шерсть на носу! Одному такому дали по соплям, он сам думать перестал и детям заказал, шерсть на носу!
— О! — сказали авторы. — Это мысль! — И бросили камешек туда, где думать было бессмысленно.
Камешек упал в обрыв прямо под ноги братьям. Иногда хорошо взглянуть под ноги. Как только взгляд последовал за камнем и уперся в дно, которое дном вовсе не было, стало ясно, что пройдена половина пути до Говорящей Собаки, а вокруг — сумеречный лес. Молодые энтузиастические ученые остались на обрыве, и энтузиазм почти не просматривался — рефракция атмосферы здесь была ужасная. Мир искривлялся, заворачивался, замыкался на себя, а лес тянул к ним пальцы-лианы, прораставшие сквозь комбинезоны, и окружал, и наскакивал на них прыгающими деревьями, и пугал страшными рукоедами, так что двум братьям пришлось слиться в одного, чтобы не потеряться на болотистых кочках среди мертвых парных озер, куда проваливались деревни, и все следы лес зализывал буйной своею жизнью, не оставляя проходов в загадочном теле.
А жители загадочных деревень говорили:
— И чего ты все бегаешь? Бегаешь и бегаешь. Тебе чего нужно? Ты скажи, чего тебе нужно? Вот жену тебе дали, но тебе, видно, жены не нужно. И дом у тебя, и бродила вдоволь, а тебе не нужно. Тебе, вишь, собаку нужно. А ее нету, никакой собаки-то, а ты все бегаешь. Посидел бы, нас бы пожалел.
Он жалел, но надо было не забывать о Говорящей Собаке, потому что чувствовалось — она недалеко. И дальше, дальше, через Лес. А потом, словно издеваясь над целью поиска, появились мертвяки, белые, горячие, страшные, в сопровождении Хозяек. И молодые женщины были страшнее мертвяков и допытывались:
— Ну что, козлик, нужна говорящая собака, ишь ты! Любит сладенькое! — И гладили рукоедов, и свивали их в узлы.
— А ты можешь сделать живое мертвым?.. Убить?.. Убить и рукоед может. Нет, сделать живое мертвым.
Но это было непонятно и нелюбимо, и главное было — не сбиться, потому что с обрыва доносились отрывки выборных собраний и выстрелы стартовых пистолетов, а крестьяне тянули свое: «Ты пожалей, пожалей нас!» А женщины требовали: «Сделай живое мертвым». И надо было помнить о собаке.
А потом был взрыв, и стало ясно, что корабль погиб, и что назад не вернуться, и река была сильно радиоактивной, и лес был радиоактивный и пер танк, злой и радиоактивный — алтер эго почти забытого Мальчика. И не было в нем никакой преданности, кроме преданности убийству. И выскочил Бойцовый Кот без всякого склероза и никакой не сказитель, а детина в форме ротмистра и каркнул: «Отставить собак! Немедленно в машину! Буду стрелять!» Достал из трости нож и кинулся на Раду, и пришлось его убить.