Пони в яблоках по кличке Пончик
Шрифт:
Грязный, весь в опилках свергнутый всадник, с трудом поднялся на ноги. Под глазом у него светился синяк, двумя руками он держался за согнутую спину, кряхтел, стонал, но ещё злее, ругался:
– Тебе конец, поганый конь! Сегодня же мой папа отправит тебя на мясокомбинат! Мы из тебя колбасу сделаем! Салями! Докторскую!
А в это время во двор манежа въезжал чёрный «Мерседес» с затемнёнными окнами, за ним следовал вместительный джип. Из «Мерседеса» вышел Сосискин папа. И если сын получил своё прозвище Сосиска, только за самоуверенность и плохую езду, то его жирный, бритый наголо, и лоснящийся от лосьонов,
Увидев всё происходящее, Сарделька стал непотребно орать, и тоже пообещал отправить Кешу на колбасу. А один из его охранников, которых Сарделька называл «пацанами», даже достал из кармана пистолет. Кеша, заметив опасность, сбил, целившегося в него «пацана» с ног, и помчался в конюшню. За ним устремился обозлённый Сосиска, и прямо в Кешином деннике начал стегать коня по морде хлыстом.
Но этого уже никак не смог стерпеть кавалерийский Пончик. Он прыгнул из кормушки Сосиске на спину, и укусил его сзади за шею.
Перепуганный Сосиска, с криками:
– Там дикая рысь! На меня с потолка бросилась! – в панике выскочил вон.
– Закрыть все двери на засов! – скомандовал Пончик, растерявшимся лошадкам, и, прибежавшему на выручку Кеше конюху Мише. – Оборонять все входы и окна! Я «конь кавалерийский»! – показал он наклёйку. – Друга в обиду не дам!
– И мы не дадим! Не дадим! – опомнились кони пони и кобылки понечки.
У главных ворот Пончик поставил двух самых сильных жеребцов. К запасным воротам подружек – рыжую и гнедую. У каждого окна встали ещё по лошадке. Всем Пончик приказал лягать без предупреждения любого, кто только посмеет сунуться в конюшню. Правда, гнедая с косичками, лягаться не хотела, повернулась мордой к дверям, и ни в какую не собиралась разворачиваться задом.
– Я не могу драться, стоя к противнику спиной. Смотрите, какая у меня чёлка, косички, султанчик, бант. Пусть и бандиты полюбуются. И ты, рыженькая, развернись наоборот. Потому что если ты будешь лягать этих уголовников своими немытыми копытами, ты можешь запачкать мою причёску. Давай их лучше будем кусать! Это гигиеничнее.
– Кусайтесь и лягайтесь, как вам угодно! – согласился Пончик. – Главное – неприступность обороны!
На шум, который подняли «пацаны» Сосискиного папы, прибежали охранники понного манежа. «Пацаны» называли их «братками».
«Пацаны» были разодеты в красные пиджаки, а «братки» – в малиновые. «Пацаны» стали кричать на «братков»: «Волки позорные!». «Братки» отвечали им: «В куски порвём!». «Пацаны» держали пальцы рук врастопырку, веером. А «братки» гнули свои пальцы в виде двузубчатых поварских вилок. И те, и другие, тыкали друг в друга своими растопырками и гнутыми вилками. «Пацаны» крики и тыканья называли «тёркой», а «братки» – «стрелкой». Затем, накричавшись и натыкавшись, все они дружно решили выяснить, кто из них прав, а кто виноват, «по-братски», и «по-пацански» – на кулаках. Видимо, в чём-то виноватыми оказались и те, и другие. Потому что, через некоторое время, приехали четыре «скорые», и развезли «братков» и «пацанов» по разным больницам.
К вечеру все они вернулись к манежу в бинтах, гипсах, на костылях и в инвалидных колясках. Неугомонные калеки сразу организовали новую «стрелку» или «тёрку».
А в запертой конюшне уже вовсю шли приготовления к побегу и спасению коня Кокетливого. Чуть раньше, через щели, в конюшню влетел отправленный Вадиком и Таксёром на розыски Пончика воробышек Чик-чик.
– Нам бы только вечер простоять, да с полночи продержаться! – подбадривал лошадей маленький Пончик. – От тебя здесь толку мало – ты не орёл, – сказал он Чик-чику. – И, как ни старайся, никого не заклюёшь. Лети к Боре, к Вадику и Таксёру. Пусть подгоняют грузовое такси – спрячем Кешу в деревне!
Заполночь в ворота конюшни тихонько постучали. Понная стража приоткрыла дверь и в неё крадучись вошли Вадик, Таксёр, Боря, и влетели Чик-чик, вместе с решившим придти на выручку разноцветной лошадке, хромым Гулей.
Конюх Миша обмотал копыта Кеши и Пончика дерюжкой, и мимо спящих в проходной и в джипах загипсованных бандитов, вся компания осторожно прокралась на улицу к грузовому такси. Все, кроме Таксёра. Таксик, в котором неизвестно откуда вдруг вспыхнул собачий бойцовский инстинкт, во время бегства и погрузки, постоянно дежурил на страже в проходной, готовый наброситься и искусать любого случайно проснувшегося бандита. А когда дело было сделано, напоследок, продырявил зубами надутые воздухом резиновые колёса всех инвалидных колясок, и даже попытался, рыча от злости, перегрызть бандитские костыли.
После этого вся компания осталась жить в деревне. Мама и папа Вадика подружились с Борей и втроём или по очереди на грузовом такси или на папиной машине постоянно навещали сына и пёсика, привозя продукты, а заодно овёс и сено. Маме кто-то сказал, что держать лошадей сейчас очень модно, и она с удовольствием пекла для всей компании разные сладости.
Наклейка на груди у Пончика от снега и дождя совсем стёрлась. И Вадик с дедушкой прибили над входом в хлев крепкую деревянную вывеску: «Конь цирковой заслуженный Кокетливый». А ниже – «Конь кавалерийский Пончик». За всё это время быстрый Пончик, играя в пятнашки, много раз догонял Таксёра, но никогда его не пятнал, чтобы пёсик не обиделся.
Гуля Хромой Первый попытался возглавить стаю глупых, как он считал, деревенских голубей, которые слетались полакомиться остатками Кешиного овса. Но и в деревне, Гулю никто всерьёз не принимал, и не слушал. Лапка у него после бабушкиных перевязок, ванночек, примочек и снадобий почти совсем зажила, и голубь сам снял с себя звание Хромой. И стал отныне именоваться Гуля Второй.
– Если рассуждать умно и логически, – ворковал Гуля, – то мы придём к выводу, что в первый раз я уже присваивал себе очерёдность Первый. И теперь, во второй раз, строго по законам арифметики, следует очерёдность – Второй.