Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
«Внутренний предиктор», изучая тонкие уровни киноповести «Белое солнце пустыни», обнаружил, что «ж—ре—ц» будет в каких-то отношениях к Российской Академии наук, хотя в эту иерархию во главе со сворой академиков, подпевшей «правоборцам», входить не будет. Занятная комбинация: будет, но не есть. Может так: родился в этой среде, некоторое время работал, но должности ко времени формулирования концепции нет?
Ещё «Внутренний Предиктор» выявил, что «ж-ре-ц» каким-то образом «убьёт» все (!) иерархии, считающие себя христианскими. (Убийство, надо полагать, означает разоблачение некоего корневого одурачивающего исполнителей вранья, общего для всех церквей.)
Хоть и не совсем явно,
А чтобы рельефно показать, что главраввинат — закономерное после Ареста и Казни сборище нравственных уродов, нужно каким-то образом оказаться внутри главраввината, внутри на уровне кухни, супружеской спальни и детской. Видеть, но при этом суметь сохранить критическое мышление, то есть остаться неугодником либо стать им впоследствии. «Типичному» же еврею это, как показывает жизнь, просто недоступно.
Но, как Вы, уважаемый «Внутренний Предиктор», и утверждаете, именно человек, совмещающий в себе все эти противоположности, и откроет их некую тайну — от себя добавлю, «труб`ы» и «чёток». (Напомним, «труба», позволяющая им оказаться за нашей спиной, — «философия» суверенитизма, отрицающая, среди прочего, и соучастие в Преступлении как источник авторитетности у толпы, «чётки» — знание о квантованной родовой памяти и её свойствах. На этом основании любому неугоднику легко отстроить всё здание защищающего мировоззрения.)
А ещё «Внутренний Предиктор» (видимо, тот же человек, что и автор книги «Дело было в Педженте»), ссылаясь на Пушкина, утверждает, что «Русская идея» станет значимым фактором российской действительности уже к началу второй четверти XXI века. Что, рассуждая по-человечески, удивительно. Распространить «КАТАРСИС» могут или неугодники, или «святослав», которому неугодники в деле выхода из-под власти внероссийских центров власти самые верные союзники.
Неужели случится такое счастье, и уже при нашем поколении в результате, видимо, инициации появится «святослав»?! Для него «КАТАРСИС» просто находка. Сталин не потому сохранил марксизм после изгнания Троцкого, что не знал отзыва Лейбы Давидовича о марксизме как о философии лавочников, или был с ним по этому вопросу не согласен. Просто не на что было его заменить. Все остальные учения всё равно суть вариации на тему «иудо-внутренничества». Православие, как мы все уже почувствовали на своей шкуре, тоже. По той же причине, думается, и Романовы не стали отказываться от православия. Не на что было менять — все «академики» кругом на один манер, что закладывалось
Так что по реакции лидера партии или его свиты на «КАТАРСИС» можно достоверно определить, национальный ли он «кадр» или встроен в какую-то мировую иерархию, всегда антирусскую. Единственный тактический союзник «Верещагина» в борьбе с «ко-ханом» — всё-таки «Сухов» (когда власть на планете принадлежит одной из трёх новых мировых иерархий).
Рассуждая по-человечески, усилия «святослава» — более верный способ распространения Идеи. Но это по-человечески. Может быть, я недооцениваю неугодников? Их таланты и изобретательность?
Но как бы то ни было, не так уж и долго ждать.
Во «Внутреннем Предикторе» отчётливо проявляется нечто жреческое, только вот вопрос, кто согласится считать «Внутреннего Предиктора» истинным исламистом?
И ещё. Я «Внутреннего Предиктора» лично не встречал. Интересно, а как бы он себя повёл при встрече, если таковая когда-нибудь состоится? Он кто в большей степени: жрец или просто замечательный логик?
А ещё бывает интересно своё свидетельство — разумеется, неконтролируемой части себя. Понятно, имею в виду подсознание.
Хотя формально до начала работы над «КАТАРСИСом-1» оставалось года полтора, а до «Пилата» все шесть, однако первые рассказы о Пилате уже были написаны.
Я тогда ещё не успел понять, что всякий профессиональный психотерапевт преступен, хотя бы по той простой причине, что в реальной жизни клиент, который может позволить себе оплачивать сеансы, всегда яркий некрофил, потому у него и много денег, психотерапевт же, чтобы получить гонорар, должен действовать по указке этого некрофила и достигать совместимых с принципом некрофилии целей. Преступен, какие бы красивые слова при этом ни произносились. Именно поэтому все практикующие психотерапевты такие уроды в быту — сделки с совестью на «производстве» не могут не накладывать отпечатка на все стороны жизни.
Психотерапевт, о котором пойдёт речь, работал в святая святых — в поликлинике 4-го Главного управления Минздрава, в просторечии «кремлёвке», по тем временам — в полном поднебесье. Женщины в него влюблялись если не насмерть, то, во всяком случае, надолго. Упомянутая в «КАТАРСИСе-1» хозяйка литературного салона, которой снились расчленения и массовые дефекации в Университете, одна из них. Сама же мне и исповедалась.
Жена психотерапевта любила поиздеваться над одной странностью своего мужа: он, бывало, никак не мог поверить, что передача по телевизору, которую он хотел посмотреть, уже прошла. «Не может быть, — вновь и вновь повторял он, — я же её не видел»!
Я общался с ним не только на «производстве», но и дома. В том числе клал ему плитку в ванной и на кухне, поэтому мог наблюдать его семейную жизнь, так сказать, изнутри. Скажу только: для людей его профессии типично.
Последний виденный мной кадр: он стал православным, постился до изнеможения, глаза и щёки провалились, даже на простенькие жизненные отправления не решался без «благословения» «батюшки». После чего перешёл на работу в фирму, где от него требовали психической обработки сотрудников, индивидуальной и групповой, платили много.
Меня он подозревал в том, что я хочу захватить власть над миром, отсюда, дескать, и просьбы познакомить с принципами психотерапии.
Так и сказал: «Вижу, хочешь быть властелином мира!»
Я посмеялся и предложил доказать.
Было это в его кабинете в «кремлёвке». Он усадил меня в кресло, предложил (не приказал! манеры у него корректные) закрыть глаза, расслабиться.
Я по неведенью и неопытности повиновался.
Он спросил:
— Ты — кто? Во что одет? Где ты?
И тут я увидел неожиданную картину. Увидел ясно, яснее не бывает.