Понять друг друга
Шрифт:
– Это вы второй раз завтракаете или…
– Второй, – с готовностью согласился Энгус. У меня сегодня очень насыщенный день, и я терпеть не могу, когда что-то пропадает зря.
– Вы меня поражаете! Неужели вы все это способны съесть?
– Доминика… – Он, все еще смеясь, отложил нож и вилку. – А чего вы хотите? Чтобы я выбросил завтрак в ведро или... целовал вас до тех пор, пока вы не посмотрите на мир веселее?
Она загадочно улыбнулась и принялась намазывать масло на хлеб.
– Побыстрее доедайте мой завтрак, пока я не передумала. –
Доминика вернулась в настоящее и огляделась.
Она разговаривала по телефону в своей спальне с темно-розовыми обоями, таким же ковром на полу, покрывалом цвета спелой клубники на двуспальной кровати с горой подушек в разноцветных наволочках. Спинка кровати, тумбочки и трюмо были старинные, красного дерева, привезенные из «Лидком-Плейс», так же как висевшие на стенах картины и высокое зеркало в углу прихожей. На тумбочке среди книг лежали альбом для эскизов и несколько отточенных карандашей, потому что вдохновение часто посещало Доминику, когда она сидела в кровати, утопая в подушках.
Доминика поймала себя на том, что поглаживает свои руки, как это делал Энгус перед тем, как они расстались в понедельник.
– Будьте осторожны за рулем, – попросил он на прощанье.
И с этими словами вложил ей в ладонь роскошный бутон кремовой розы. Горло у Доминики сжалось, а к глазам подступили слезы, хотя она сумела удерживать их до тех пор, пока не села в машину и не поехала. Тогда пара слезинок все же скатилась по ее щекам. О чем были эти слезы?
Конечно, ответ на этот вопрос был однозначным.
Но готова ли она была признать, что с каждым днем влюбляется в Энгуса Кейра все сильнее?
Следующим теплым тихим вечером она сидела на набережной недалеко от здания Оперы. Энгус опаздывал.
Доминика надела длинную прямую черную юбку и темно-синюю рубашку с короткими рукавами.
Губы она накрасила алой помадой – это было единственное яркое пятно во всем ее лице, – волосы распустила, ноги обула в легкие кожаные туфли.
Мимо спешили на концерт люди, но летели минуты, а Энгус не появлялся. Постепенно людской поток поредел и иссяк, и Доминика почувствовала себя одинокой и забытой.
Но вот он показался! Остановился в нескольких шагах от нее, и, пока они молча смотрели друг на друга, Доминика почувствовала, как все начинается снова. Одного его присутствия было достаточно, чтобы она погрузилась в сладкие грезы. Все ее чувства оцепенели под воздействием его мужской силы и взгляда внимательных пепельно-серых глаз.
Энгус шагнул к ней и, протянув руку, провел кончиками пальцев по ее щеке и подбородку. Доминика зажмурилась, поцеловала его ладонь и уткнулась головой ему в живот. Они оставались так минуту или дольше, словно все между ними было уже сказано, а то, что не сказано, блекло перед этой душевной и физической близостью.
Ощущение близости стало еще сильнее, когда они после концерта рука об руку направились к его «рейпджроверу», зачарованные не столько музыкой Моцарта,
По дороге к Доминике они говорили мало, и не успели войти в дверь, как бросились друг другу в объятия. Началось все с поцелуя, долгого и томительного, который постепенно перешел в поцелуй пьянящий и пылкий, опустошающе чувственный, ставший торжеством всего плотского.
Прерывисто дыша, Энгус нетерпеливо расстегнул и стянул с ее плеч темно-синюю блузку.
Его взору предстал кружевной черный лифчик, туго обхвативший нежную грудь сливочного цвета. Он провел пальцами от ее тонкой талии вверх, а она запрокинула голову назад от удовольствия, предоставляя ему полную свободу действий.
– Ты понимаешь, что за этим последует, Доминика? – проговорил он с усилием спустя некоторое время.
Она молча взяла его за руку и повела в спальню. Там он закончил раздевать ее, поднял на руки и положил на кровать. Когда он лег рядом, Доминика вся дрожала – не от холода, а от страсти, которую они наконец выпустили на волю. Она испытывала лихорадочное возбуждение, прежде ею не испытанное, восхитительное и в то же время пугающее…
Словно почувствовав это, Энгус некоторое время сдерживал ее, бережно лаская, произнося ее имя и легко целуя, пока она не успокоилась. И тогда снова сосредоточил внимание на чувствительных участках ее тела.
Доминика упивалась его силой и нежностью и наслаждением, которое доставляла ему, не говоря о наслаждении, которое он дарил ей. Темп нарастал, и она уже едва переводила дыхание, а ласки становились все более бурными, и вот это мучительное наслаждение взорвалось, и она почувствовала себя незащищенной и истомленной восторгом. И утонула в его объятиях, радуясь тому, что все ее ощущения разделены им в полной мере…
Они поужинали в два часа ночи. Энгус оделся, а на Доминике был только шелковый пеньюар цвета ванили и под ним такая же ночная рубашка.
Она заранее приготовила ужин – куриное рагу со сладким луком и испанский салат с тунцом. Она откупорила бутылку кларета и подумала, что никогда еще так не нуждалась в бокале хорошего вина. Доминика чувствовала, что после случившегося ей уже не удастся оставаться прежней.
– Можно?.. – заговорил наконец Энгус.
Она настороженно взглянула на него из-под опущенных ресниц.
Он подхватил ее па руки и опустил на кушетку. Потом вернулся за бокалами, сел и посадил ее к себе на колени. Доминика вздохнула и отвела взгляд, впитывая в себя тепло и спокойствие, исходившие от его рук.
– Меня до сих пор не оставляет чувство, что я падаю вниз с обрыва, – пробормотал он, приглаживая ей волосы. – И это прекрасно.
Доминика закрыла глаза, испытывая громадное облегчение.
– Я чувствую то же самое. Словно я в одиночку упала с огромной высоты.
Энгус приподнял подбородок Доминики и поцеловал в губы. Она утонула в этих пепельно-серых глазах, бережно дотронулась до его шрама, затем провела кончиками пальцев по щеке.