Попадалово

Пенсионеров Денис

– Лосев иди сюда.

– Да товарищ командир.

– Как тебя в детстве называли?

– Лосем и называли.

– Да вот на рогатого зверя ты как-то не похож. Ну, нечего, зачем тебе к другому позывному привыкать. Будешь с этого момента Лосем официально.

– Спасибо товарищ лейтенант государственной безопасности.

– Старшина, а что наш радист делает?

– Он в немецкой рации ковыряется. Как увидел ее, так чуть сознания от счастья не потерял. Вы когда по немцам стреляли, то одного не убили, а ранили. Он когда вы товарища капитана

приложили, пополз к машине и где этот ящик стоял, так радист его ногами забил, лицо такое было, что я вмешиваться не стал. Он уже в ней ковыряется, светится как сапоги на строевом смотре.

– Ладно, занимайся своим любимым делом, а ты Лось возьми с собой светило отечественной радиопромышленности и переодень немцев в нашу форму. Не забудь где раны, ножом дырки проделать, как закончишь, сообщишь.

– Товарищ лейтенант, так ведь форму жалко на всяких гадов переводить.

– Жалко, не жалко, а это приказ. Одному надень мою старую, подбери жмурика по моим пропорциям.

– А зачем?

– Затем, пусть хоть недолго немцы нас покойниками считают. Хоть пару часов форы получим, а то задержались тут.

Ну и лицо у морзянки, любимую игрушку отобрали. Но ничего, как только сержант ему сказал, что тот вернется к своим ящикам, сразу как с делом закончат, радист стал вытряхивать немцев из формы с огромным воодушевлением. Что кровью обляпался, его не смущало. Вот блин еще один зацикленный на своем деле на мою многострадальную голову.

Разговор с Петровичем пришлось отложить, а вот получить дополнительную информацию со старшины необходимо.

– Старшина, а что ты про егерей слышал?

– Про наших?

– Не про немецких конечно, про наших.

– Так много чего, только вы, наверное, больше меня про них знаете, они тоже к НКГБ относятся.

– Тогда понятно.

– А кто у нас егерь?

– Старый, у него в документах так и записано.

– Товарищ лейтенант, давайте его развяжем, свой все-таки, а если егерь, то вообще как бы плохо нам не стало.

– А почему ты думаешь, что нам плохо может прийтись?

– К нашему командиру один раз егерь приходил, так наш полковник перед ним по стойке смирно стоял, а тот совсем молодой сержант был, а Старый не меньше чем старший лейтенант егерской службы.

– Он капитан.

Вот тут старшина, которому сам черт не брат побледнел. Так кого я на своей груди пригрел? Ну, Старый, сейчас я из тебя буду делать источник информации для личного пользования. Но нет, не удалось даже пнуть гада. Старшина в порыве рвения подбежал к этой непонятной личности и развязал узлы. Тьфу на вас, сволочей, уже приказ командира для них не указ. Правда старшине лучше знать, что делать, я в этом мире гость, надеюсь временный, а он тут жил, живет, надеюсь, будет жить. Как плохо чувствовать себя чужим на этом празднике жизни. Петрович идет, вот сейчас стружку снимать с меня будет, а вот хрен тебе. Ханкала в бараний рог со своими проверяющими не загнула, в строгачах, как новогодняя елка был, не успевали снять, новое вешали, а тут только один кадр из непонятного

ведомства. Справлюсь, переживу, практика в моральном извращенном сексе огромная.

– Что приперся, не видишь и без тебя тошно.

– Леш, я вообще-то хотел спросить, за что ты меня ударил.

– За что? Издеваешься чтоль. Нашел в лесу божьего одуванчика, так сперва он заставил меня по лесу пляски с оружием устроить, а потом капитаном пехотинцем представился. А по-немецки вообще шпарит как пулемет. Вон немцы за своего офицера считают. Прокол у нас не из-за тебя произошел, а из-за трофейных стволов. Пока ты к ним шел с ТТ, все нормально было, а как меня с МР-38 увидали, то и насторожились. Да и вообще непонятный ты.

– Да ты сам не подарочек, твою логику понять иногда вообще не возможно.

– Так вот со мной наоборот все понятно. Я хоть не скрываю, кто такой, делаю что положено, а не со стороны наблюдаю, тихонько подхихикивая.

– Так и я не скрываю, я тебе сразу сказал, что капитан егерской службы.

– Вообще-то на память хоть и жалуюсь, но момент встречи и разговора "по душам" помню хорошо. Ты тогда ни разу не обмолвился, что к комиссариату отношение имеешь. Я тут с бойцами вожусь, а тут специалист, которому я в подметки не гожусь, про себя ржет, как лошадь, вот стоит лейтенант, контуженный на оба полушария командовать тем, кто выше него по званию пытается. Меня уже просветили, что ведомство у нас одно. Лейтенант капитаном командует, да непросто командует, а использует для сторожевых нужд и только изредка советуется. Давай принимай отряд. Дайте хоть в себя прийти, я после контузии, свое имя по документам узнал, а тут по тылам у немцев гулять приходится. А я кто, я стрелок, снайпер, а не командир.

– Все сказал? А теперь слушай сюда, сопляк! Командир, раз тебе Родина звание лейтенанта государственной безопасности дало, ори, реви, ругайся, но только, чтоб бойцы не слышали, и командуй. У тебя на шее трое красноармейцев, которых придется после твоей выходки с подразделением НКГБ 24 из армии забирать и каким-то способом в НКГБ переводить. А им два года до аттестации воинские звания таскать. Приказ я составил, тебе только подписать осталось.

– Да как я такой, чтоб подобные приказы подписывать. Я что начальник кадровой службы? Опять издеваешься. Да и отряд я так назвал только чтоб немцев покучней собрать перед прорывом. А то лазят по всему району, по дорогам катаются. Потом мыкайся, от каждого куста бегай, тут хоть понятно, чем они дышат, и спереди не подходят.

– Ничуть не издеваюсь. Время военное, создан отряд, присвоено ему имя, соответствующее номеру отделения НКГБ, значит все кто под твоим началом, имеют прямое подчинение комиссариату. А ты, как последний оставшийся в живых подписывать приказы должен как И.О. начальника 24 отделения НКГБ СССР. А как дела передашь, можешь обратно хоть снайпером, хоть в НКВД перейти бандитов ловить.

– Ты прекращай Петрович, я ведь и повторить экзекуцию могу из меня командир никакой, а ты еще и начальника из меня делаешь.