«Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го (часть 2) [СИ]
Шрифт:
— Ничего, ничего! У нас это не в первый раз, поэтому все есть. — С этими словами он достал мне новый комплект формы, подошедший мне идеально. — Удачи вам, товарищ старший лейтенант!
— Спасибо, старшина, и за форму, и за пожелание! — и направился к Сергею Петровичу. Тот, окинув меня оценивающим взглядом, сказал:
— Ну вот, теперь нормально. Как вижу, ты чем-то понравился «Хомяку», форму он тебе хорошую подобрал. Ну, давай прощаться, старлей. Надеюсь, что время, проведенное у нас, ты не считаешь потерянным?
— Да вы что? Товарищ майор! Как вы подумать такое могли?! Я вам
— Ладно. Ладно, не обижайся. — Майор хлопнул меня по плечу: — Шагай, «Вредло», вас ждут.
Через полчаса, преодолев сделанную по моим советам «змейку», мы уже ехали в Москву на привычной «эмке». За рулем сидел сам капитан, который все косился на меня, а потом спросил:
— Познакомимся? Я — Орлов Юрий Викторович, новый сотрудник вашей, «мартыновской», группы. Можно просто Юра.
— Стасов Андрей Алексеевич, можно Андрей или «Вредло».
Тот, улыбнувшись, спросил:
— А почему осназовцы тебе такое прозвище дали странное?
— Да… — я досадливо поморщился. Полученное прозвище меня жутко раздражало, а на базе все тащились, называя меня только так. — Брякнул однажды, вот и прицепилось.
Вспомнив день обретения прозвища, я улыбнулся. Тогда я с очередным выпуском бегал по лесу от роты «конвойников». Нагрузили нас тогда по-зверски — мешки были больше нас размерами. На одном из привалов я, вспомнив старый фильм, брякнул, что, «судя по весу мешков, мы временно заняли должность лошади, а сокращенно — ВРЕДЛО». С того момента, отсмеявшись, ребята только так меня и называли. Когда я пришел к «Баху» с просьбой о замене прозвища, он сначала посмеялся, а потом, став серьезным, объяснил:
— Тебе гордиться нужно, а не возмущаться. Ты теперь стал своим. Обрати внимание — СВОИМ! Именно так, тебя приняли, можно сказать, в семью и дали «семейное» имя. Многие его не зарабатывали, а ты приглянулся. Так что иди, «Вредло». — И он расхохотался.
Да, хорошие это были месяцы, а теперь — опять к бумагам. Не хочу, а придется. Так мы и доехали до Москвы, болтая о всякой ерунде. Войдя в кабинет Мартынова, я с неким форсом козырнул и доложил:
— Старший лейтенант Стасов из командировки прибыл! — И заулыбался, увидев удивленный взгляд Александра Николаевича.
— Ну ты и кабан стал, Андрей! — Он обошел вокруг меня. — Мне говорили, что ты занимаешься со всеми, но такого результата я не ожидал. Молодец! — Он обнял меня, усадил за стол и продолжил: — Мы наконец-то разобрались с шевелениями вокруг тебя. Коротко говоря, немцы посчитали тебя доверенным лицом самого товарища Сталина и попытались собрать информацию о тебе и группе в целом. У них мало что получилось, но про группу они знают точно. Предателя мы нашли, но один ли он? Теперь продолжим нашу работу, но будем предельно внимательными и аккуратными. А теперь иди к ребятам, соскучились все по тебе, особенно одна дама!
Пулей долетев до нашего кабинета, я утонул в глазах любимой, а потом чуть не помер в объятиях чертова Зильбермана!
Интерлюдия. Москва, Лубянка, кабинет наркома внутренних дел, вечер 21.03.1942 г.
— Что можете сказать про Стасова? В первую очередь
Сидящие напротив майора Мартынов и главный контрразведчик Федотов (начальник 2-го управления, комиссар государственной безопасности 3-го ранга) с интересом ждали рассказа.
— За время нахождения в моем центре… — Иванов откашлялся и продолжил: — Стасов зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Курс обучения проходил не просто хорошо, а очень хорошо. Особенно с момента, когда сам осознал степень своей реальной боевой подготовки. Переключение с кабинетной работы на работу «в поле» принесло еще немало полезного. Видимо, в очередной раз сработали определенные ассоциативные ряды. Мы получили значительное количество важной информации, по, как он говорит сам, «контртеррористической» работе. Сейчас физическое состояние и подготовка Стасова позволяют при определенной доле везения противостоять одному-двум противникам. При обычных условиях его можно включать в любую группу, обедню он не испортит. С точки зрения личностных, моральных качеств с ним, на мой взгляд, тоже все в порядке. Я бы с ним в разведку пошел, — Иванов усмехнулся, — прозвище он честно заработал.
Тут уж улыбнулись все находящиеся в кабинете, не исключая и Лаврентия Павловича.
— Да уж, назвали же — Вредло! — Берия усмехнулся снова. — Шутники у вас, однако. И все же, какие рекомендации вы можете дать по Стасову?
— Мне кажется, товарищ нарком… Нет, я уверен, что Стасову, по его психотипу, полезна периодическая моральная встряска, сопряженная со сменой обстановки. С помощью этих мер можно значительно повысить КПД его работы.
Берия повернулся к Мартынову:
— Александр Николаевич, вы согласны с Ивановым?
— Да, товарищ нарком, полностью согласен. Максимальную пользу в работе с бумагами и медиками он приносил именно после «приключений» в Волновахе и Золотоноше.
— Товарищ нарком! — вмешался Иванов. — В отчетах, составленных инструкторами центра, отмечался еще такой субъективный фактор, как удачливость Стасова. Неоднократно замечены ситуации (во время выполнения Стасовым учебных заданий), когда он выполнял их только с помощью такой эфемерной штуки, как удача. Ничем другим объяснить некоторые случаи нельзя. А в нашем деле удача — не последнее, что требуется. Конечно, этот показатель у него не самый высокий из наших спецов, но отметить его мы были обязаны.
— Интересно, очень интересно… — Берия в задумчивости отстукивал пальцами какой-то ритм на подлокотнике кресла.
— Петр Васильевич, — обратился он к Федотову, — а что вы скажете?
— Я согласен с товарищами, — Федотов улыбнулся. — По итогам домашних наблюдений можно подтвердить выводы майора Иванова. Да и осторожней теперь Стасов станет. Завтра он узнает от супруги о беременности, сами понимаете. — И он развел руками.
— Да, — Берия кивнул. — Ребенок — это аргумент. Значит, завтра я докладываю товарищу Сталину, что мы включаем Стасова в предстоящую операцию. Вы сможете обеспечить безопасность, Петр Васильевич?