Попаданец в себя, 1960 год
Шрифт:
Ворон, который был и мной, задумался. Он думал о добре и зле, О мгновении жизни и вечности, о низости и высокости странного двуногого существа, которое наивно считает себя вершиной мироздания, хотя всего-навсего есть его подножье.
Но сам он и я, который то ли снится ворону, то ли ворон снится мне, давно прошел эти ступени познания себя и мира, его сверх «Я» существовало едино и множественно, он ощущал свою личность в камне и цветке, в вОроне и ворОне, в прошлом и будущем, а свое человеческое обличье вспоминал с трудом и без особого желания.
Город клубился где-то впереди, будучи в то же время далеко позади,
Было хорошо и чуть-чуть тревожно, как всегда бывает на пороге чистилища.
Ворон взмыл в пустоту молчания и камнем пал вниз — сквозь зло и добро, сквозь истину и ложь, сквозь крик и немоту…
А огромная алмазная гора ждала прикосновения его клюва. Одного прикосновения в одно тысячелетие. И тикали секунды вечности, неисчерпаемые секунды вечности…
Вскочил очумело.
Побежал на кухню, пил воду из под крана, обливаясь. Ноги замерзли, стоять босиком. Пошел обратно к кровати, надел тапочки, накинул мамину шаль на плечи.
И засмеялся — план спасения детей Новочеркасска от смерти созревал.
Точно помню, что мае будет повышении розничных цен. Еще помню очереди за хлебом. Они, вроде, появились в конце 1862 года, я как раз был в учебке под Владиком (в учебном воинском подразделении под Владивостоком) и помню, как гражданские просили у старшин хлеба, благо в армии на него ограничений не было. Помню послезнанием, что кого-то из военных хозяйственников посадили — продавал армейский хлеб налево.
Напомню, в те времена в советских столовых хлеб вместе с солью и перцем просто стоял на столах. Формально он был бесплатен, хотя, конечно, его стоимость была включена в состав других блюд. То есть в столовой можно было купить что-то простое, а наесться досыта просто хлебом с чаем или водой, взяв хлеб со столов, где его никто не ограничивал. Что студенты часто и делали, купив полпорции супа за 12 копеек.
Значит, бунт был скорей всего в конце мая, начале июня, аккурат после Указа об этом повышении цен. К этому времени я должен все подготовить и быть в Ленинграде вместе с исполнителями, гонцами, которые на день прибудут в Новочеркасск, чтоб вечером оттуда уехать. Именно в Ленинграде, там нет такого надзора за приезжими, как в Москве, а почтамтов там тоже много, как и туристов.
Теперь срочно выяснить, когда в этом году будет родительский день? Надо у мамы спросить, она считает себя христианкой (впрочем, армяне все христиане) и у нее должен быть календарь православных праздников.
С трудом дождался, когда мама проснется. Заодно приготовил на всех завтрак: поджаренные хлебцы, яйца пашот (чем всех поразил) и московская колбаса. Кофе сварил большой кофейник.
Наконец братья ушли на работу, а мы с мамой углубились в датировки христианских торжеств. Выяснили, что Троицкая родительская суббота — это суббота накануне праздника Святой Троицы и Пятидесятницы в этом году семнадцатого июня.
— А это тебе зачем? — спросила мама. — Пойдешь с нами папу с бабушкой проведать?
— Папа вообще-то иудей, а я в июне уеду к знакомому в Ленинград. Одноклассник туда переехал с родителями, а они померли. Вот и зовет на родительскую субботу приехать.
Ловко у меня врать получается. Не корысти
Глава 31
Сижу никого не трогаю, гектограф мастерю.
Снял опять дачу, правда — другую, аж в десяти километров от города. И мастерю множительный аппарат, так как мне нужно по крайней мере тысячу листовок, с описанием возможного зверства и предостережением в отношении детей на ветках деревьев.
Подписал, не мудрствуя лукаво., Иисус.
Обыкновенная фотографическая кювета размером тридцать на сорок, и студенистая масса, приготовленная из желатина. На ее поверхность накладывали написанный чернилами оригинал, прокатывали влажной губкой, а затем снимали. Большая часть чернил прилипала к поверхности массы. Затем на нее накладывался чистый лист, прокатывался валиком и копия готова. Вот и вся множительная техника!
Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…
Считается русской народной пословицей: «Было гладко на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить». На самом деле в основе этого выражения (лежит строка из стихотворения Л. Н. Толстого, написанное во время Крымской войны, в ходе обороны Севастополя, участником которой он был: Чисто писано в бумаге, да забыли про овраги, как по ним ходить. Это стихотворение сразу же стало солдатской песней, которая получила в Севастополе широкую известность под названием «Как четвертого числа…». Ее обычно пели на мотив другой солдатской песни — «Бонапарту не до пляски»:
Как четвертого числа Нас нелегкая несла Горы отбирать… Гладко вписано в бумаге, Да забыли про овраги, А по ним ходить… И пришлось нам отступать, Р…… же ихню мать, Кто туда водил.Вот такой я хороший филолог, даже после смерти в новой жизни помню все эти литературные штучки-дрючки. А вот руки из мягкого места растут, не могу простейший гектограф смастерить. Уж и желатин купил, и густой раствор сделал и клея казеинового добавил, только кювету испортил. И к брату обращаться нельзя, вовлекать. Комитетчики по всякому могут на меня выйти, как я не конспирируюсь, зачем Мишку втягивать!
Печатное дело в этот временной отрезок в СССР не очень хорошее. Я и сам дежурил по типографии, когда работал в газете, а в районках и с вовсе допотопным оборудованием сталкивался. Представляете, метранпаж по одной свинцовой буковке делал набор на специальном стальном столе в специальной раме, верстал. Линотипист, метранпаж, наборщик ручного набора, цинкограф… Еще не так давно без людей этих профессий не мог выйти ни один номер газеты, в штатном расписании нашей областной типографии они занимали ведущее положение.