Попаданец в себя, 1965 год

Круковер Владимир Исаевич

Именно он В 1956 году в ходе Венгерского восстания 1956 года вместе с Микояном настоял на вводе советских войск в Венгрию! Именно он содействовал смещению Хрущева.

Непоколебимо стоял на позициях самого ортодоксального толкования марксизма, неприятия любого отклонения от него, идеологической войны с капитализмом. Молотов его называл провинциалом в политике, большим занудой. Он, по сути, был ярым сталинистом и не осудил культ личности. С другой стороны, после устранения Хрущева он оказал решительное сопротивление попыткам Шелепина и

его группы реабилитировать Сталина.

Кто-то довольно удачно сказал о Суслове: «Ришелье при дворе генсека». Суслов ходил в старом пальто и как-то Брежнев, шутя, предложил членам Политбюро скинуться по десятке и купить Михаилу Андреевичу новое пальто. После этого Суслов срочно приобрел новое пальто, но в калошах так и ходил до самой смерти.

Носил главный идеолог эпохи застоя галоши часто даже в ясную погоду. Вообще, многие кто с ним сталкивался, считали его очень странным, а его поведение просто нелепым. Летом он ездил в машине с задраенными стеклами и запрещал включать вентиляцию. Суслов в молодости болел туберкулезом и боялся рецидива болезни и простуды. Поэтому в жару он ходил в плаще, шляпе, ну и в галошах. Он, вероятно, был последним из жителей Москвы, который продолжал их надевать.

Леонид Ильич в личной беседе со всеми был на «ты» и называл по именам, но вот перед Сусловым будто робел и называл его «Михаил Андреич».

А Суслов небрежно бросал: «С Брежневым я договорюсь». Брежнев, принимая иные решения, мог заметить вслух: «А это ещё как Михал Андреич посмотрит…»

Поэтому при Брежневе он станет человеком номер два в партии и стране. Как член Политбюро, секретарь ЦК, курирующий вопросы идеологии, Михаил Андреевич он будет на вершине пирамиды, выстроенной из множества идеологических учреждений, возьмет под контроль деятельность отделов пропаганды, культуры, информации, науки и учебных заведений, а также два международных отдела и Главное политуправление Советской армии и ВМФ. Под его руководством и контролем станут церберами министерства просвещения и культуры, Гостелерадио, Госкомитеты по делам кинематографии, по делам издательств, цензура возьмет пример с предвоенной Германии, ТАСС, творческие союзы писателей, художников, композиторов, общество «Знание» – и это далеко не полный перечень того, что будет входить в «империю», серого кардинала.

Именно по его вине советские люди не увидят многие талантливые произведения литературы и искусства. Именно он запретит демонстрировать на экранах кинофильмы режиссеров Германа, Климова, Тарковского и других. Он же запретит издавать романы «Жизнь и судьба» Гроссмана, «Не хлебом единым» Дудинцева.

Известно, что летом 1962 года Суслов беседовал с Василием Гроссманом по поводу его романа «Жизнь и судьба». Он сказал писателю: «Я не читал вашей книги, но внимательно прочитал рецензии и отзывы, в которых много цитат из вашего романа. Он враждебен советскому народу, его публикация принесет вред. Ваша книга полна ваших сомнений в правомерности

нашей советской системы. Его можно будет издать через 200 лет.

Суд над Синявским и Даниэлем, другие негласные суды, преследование диссидентов, запрет на печатание многих авторов, высылка из Москвы и Ленинграда некоторых молодых писателей, снятие Твардовского с поста главного редактора «Нового мира» и многие другие подобные акции – ко всем был причастен «серый кардинал». По указанию Суслова была, по сути, разогнана редакция «Нового мира» – журнала, который выражал тогда настроения наиболее прогрессивной части советской творческой интеллигенции. В то время нередко пускались под нож уже отпечатанные книги, в которых Суслов и его аппарат находили идеологические изъяны. Когда ему говорили, что это наносит большой ущерб издательству и даже государству, Суслов отвечал:: «На идеологии не экономят»…

Я в прошлой жизни прочитал много фантастики, в которой главный герой пытается изменить судьбу СССР. Кто-то – сохранить (не понимая, что СССР был обречен уже тогда, когда Ленин ввел в парламент латышских стрелков и с горсткой большевиков узурпировал власть), кто-то побыстрей развалить. Я же, коль судьба наконец сжалилась и приблизила к Брежневу, хотел лишь смягчить развал этого монстра и обескровить переход к рыночной экономике.

Ну и не позволить прийти к власти сначала разрушителю, потом – диктатору.

Я погладил пихту и пошел по аллее вглубь соснового рая…

Эпилог

Стучит вагон, зевает дядя и тетя дядю зло браня, сказала в рот открытый глядя: «не съешьте гражданин меня!» Но дядя был душой не камень, он не был глух и не был нем, и молвил он, сверкнув очками: «Свинину я вообще не ем!» Спор окончен? Но не тут то было – бывают споры так милы: «Ах да, простите, я забыла Что травоядны все ослы…»

А вот что дальше было – не помню. Чья-та басни из какого-то «Крокодила». В той жизни или в этой? Нет, не помню.

А вагон гудит. На боковом сидении Суслов притулился у окна. На заднем – мой ручной маньяк Ионесян, которому не суждено стать «Мосгазом». С топором на груди…