Попаданец XIX века. Дилогия
Шрифт:
Собеседники (мужики, реже бабы) недоверчиво хекали, но делали. А что им оставалось? Не хочешь – заставим, не можешь – научим. А потом обязательно выпорем. Это XIX век, детка. Бабы здесь в обязательном порядке должны рожать и работать, а мужики работать или воевать. И никакой бестолковой демократии!
Попаданец Андрей Георгиевич сам мысленно хекал и все удивлялся. Ведь все слушаются, никто не бунтует или хотя бы не прекословят. Молча делают и ложатся под палки. Во как!
Правда, что-то хорошее было сделано и самим конкретным крестьянам. Тем из них, кто исподволь работал в приработках и, что
В таком хозяйстве земли не хватало даже с дорезкой доли от бывшей барщиной земли. Дам! Пусть работает, и получает себе больше хлеба и ему, бедному пока помещику.
Так, а что он получил в общем итоге? Есть послушные, но очень пассивные работники. Это хорошо. А вот дальше уже плохо. Лишь проговорены механизмы получения продуктов и изделий крестьянской промышленности от них к барину и дальше. Обозначены каналы выручки с туманным результатом.
Вот это слабое место в его эффективной, в принципе, структуре. Завтра же будем дорабатывать и искать.
Это было последняя мысль уже в постели темной ночью. Честно говоря, Андрей Георгиевич наконец-то пришел к мнению, что секс с незамужними служанками – это даже хорошо. Без всяких последствий в виде беременности, семьи и романтической любви. А то ведь так иной раз так иная глянет, что мужская плоть просто затрепещет.
Но вот сегодня так устал, что ничего не надо, только спать!
Утром мышцы тела трещали и больно жаловались, даже те, о которых он не знал. Словно вчера он не напропалую трещал, буквально уговаривая крестьян, хе-хе, а мужественно физически трудился. Вот ведь закавыка! На счет уговаривать он, разумеется, погорячился, но и руками же не работал!
Кое-как сел в одном дезабилье в постели, опустил на приятно холодный пол. Этаж был второй, то есть его пол был для кого-то потолком. Как-то грело, в общем, но после кровати было все же холодновато.
Потянулся, закряхтев от удовольствия, и вдруг сграбастал шмыгающую кругом служанку Анюту, бросающую лукавые взгляды.
Та негромко ахнула. Не от страха, больше от неожиданности. Потом радостно замолчала.
Он тоже, между прочим, не набросился на нее, как зверь. Посадил ее на колени, четко обозначил свою позицию:
– Женюсь скоро, но не намедни. Где-то в течении полгода моя постель будет пустая. Пойдешь ко мне?
Анюта молчала, доверчиво прижавшись к нему, но попаданец чувствовал, как напряглась ее грудь. Понял, это она внешне спокойна, а внутри напряженно думает, как и что.
Поцеловал ее крепко в качестве дополнительного стимула, погладил по голове, как маленькую девочку. Она сдалась, смущенно негромко сказала:
– Да, барин, неженатая я, свободная. Суженый мой, с которым мы жили, почти как жена с мужем, в прошлом году помер. Вот и стала не нужна ни его семье, ни своей.
Вот же ж жизнь в эту эпоху, родишься и сразу помирай. А все считают, что это почти правильно. Бог дал, бог взял. Крестьянские семьи потому большие, что умирают много. А служаночку эту надо отдать замуж. Лицом пригожа, фигурка
Осторожно положил Анюту на постель, опять поцеловал, ласково погладил ее по телу. А она и не против была, ответила, как могла, ахнула тихо и счастливо на его ласку. И когда стал снимать простой, но сложный наряд служанки (у женщин и так бывает) сама стала помогать.
В результате он опять встал к обеду. Крепостные его от последней служанки до Авдотьи все уже знали и только шептались, бросая жаркие взгляды. Барин сдался!
Ключница аж перекрестила щедрой рукой:
– Слава мученице Марфе, наконец-то свершилось!
– Что такое?
– насторожился Макурин, - я сделал что-то непотребное, не по православным канонам?
– Господь с вами, благодетель, наоборот. Сколько девок и молодых баб накопилось при помещичьем дворе, а ты даже и не смотришь. Вот наши дуры и подумали, что барин наш и предается библейскому греху с мужчинами на стороне. Но раз так, то они все понятливые, барин. Будут молчаливы и скрытны.
Вот еще, придумали, голубым он никогда не был! Сам с презрением на них смотрел хоть в XIX веке, хоть в XXI. Ну, бестолочи! Однако, решив одну проблему, он сразу получил другую. Надо бы ее сразу разрешить, хотя б частично. А то перед Настей стыдно. Да и обидеться она может серьезно, вплоть до развала новоявленной семьи Макуриных.
– Послушай, Авдотья, говорю с тобой прямо. Анюта девка славная и тешить мужскую похоть с ней приятно. Но она мне не пара, это понятно и ей, и мне. У меня есть невеста Анастасия Татищева, которая через несколько месяцев будет мне женой и станет здесь хозяйкой. Помнишь такую?
– Господь с тобой, благодетель, конечно, помню, - как обычно, перекрестилась ключница, - хорошая будет хозяйка нам, а тебе жена.
– Вот, хорошо, - обрадовался Макурин, - и когда она сюда приедет на медовый месяц после венчания, ей будет неприятно слышать такие слухи. Так ты, Авдотья, присмотри за прислугой. А то они, понятливые, разумеется, но бабий язык до Киева доведет. Скандал может быть громкий и неприятный. Поэтому, Авдотья, я тебе даю официальное поручение. Дай список самых болтливых, Леонтий и этот, Опрос, выпорют, дай и молчаливых, им я дам подарок. Тебе тоже, если справишься.
Ключница незаметно исчезла, а помещик Андрей Георгиевич Макурин, позавтракав а заодно плотно пообедав, отправился по намеченным целям. Под стоячий камень вода не течет, а чтобы быть богатым, или, хотя бы, зажиточным, надо прилично бегать. Поехал, как всегда, в бричке, но за ней ехали две крестьянские телеги с нехитрыми припасами. все понемногу, но зато прилично многообразно – рожь, молочные, мука, крупы, даже отруби из недавно пушенной мельницы, мед и воск чуть – чуть из прошлогодних продуктов, соль, разумеется. Ягод и лесных изобилий еще было мало, соленых и сладких изготовлений он брать не стал. Все одно мало. Зато в разнообразии были изделия из лесоматериалов и из ряда очередных – от лыка до деревянной и берестовой посуды. Крестьяне сработали и помещику дали.