Попаданец XIX века. Дилогия
Шрифт:
Подшивалов в сомнении остановился, ожидая реакцию Николая I.
— Да не только мысль оказалась остроумной, но и очень точной. «Небольшие реформы могут быть и радикальными, при том, что общий курс развития обязательно и только лишь может быть умеренным». Как хорошо сказано. Пожалуй, и я мог под этими словами подписаться. А? Как ты думаешь? Твой подчиненный постарался. Император вопросительно посмотрел на своего министра, уже не просто требуя, а спрашивая.
— Как будет угодно вашему императорскому величеству, — сразу согласился с этим Подшивалов. Беседовать, а, тем более,
— Скажи-ка мне, Семен Семенович, как там живет—поживает чиновник твой господин Макурин? — совсем другим тоном спросил Николай. Подшивалов понял — деловые разговоры закончились, начались так называемые беседы на светский тон, когда хорошо знакомые люди переламывали время на общие темы. Для Николая это означало, что все важное закончилось, и он весьма доволен собеседником.
— Андрей Георгиевич замечательно работает, — поспешил министр выдать свежие новости, — важные бумаги вашему императорскому величеству в беловом варианте пишет только сей делопроизводитель. Как и к большинству министров и сенаторов. Никто до сего времени не жалуется. Хороший почерк, прекрасный слог.
— Вижу, — кивнул Николай одобрительно, — хорошо пишет. Красиво и понятно. При чем ведь речь идет не только о почерке, но и содержании требуемых бумаг. Внятно, понятно, даже элегантно. Мне это очень даже приятно.
Он помолчал и вдруг задал задавать неприятные вопросы. Ну не знал об этом Подшивалов, министр он, а не батюшка. Но ведь августейшему монарху так не скажешь! Не поймет, да еще обидится.
— Скажи-ка еще, а как личная жизнь у этого молодого человека, как его ты за последнее время наградил?
— Личная жизнь? — несколько удивился Подшивалов, из последних сил оставаясь элегантным. Признался: — да честно говоря я и не узнавал особого ничего. Сам говорил, что приехал в Санкт— Петербург, прожился, на службу в министерство поступил.
— Жаль, — покачал головой Николай, — ты так много рассказывал о Макурине и его семье, что я надеялся и впредь будешь узнавать, — сказал почти печально, спросил о другом: — и все же, как ты награждаешь этого работоспособного молодого человека? Жалко, если он уйдет в отставку. Вот ведь опять не хорошо! Второй раз промахнулся с этим очень способным, но уж каким-то неудобным чиновником. И какая там отставка, только что начал служить?
— Я мнэ, — сглотнул министр, — недавно он получил орден Святой Анны 2-й степени, чин губернского секретаря и должность ведущего делопроизводителя министерства. Думаю, в этом году наградить его орденом Святослава, — Подшивалов хотел сказать 3-й степени, во время подумал, что для императора это немного, на ходу поправился: — 2-й степени, — потом, посмотрев на недовольное лицо монарха, сказал: — или даже 1-й.
— Звучит хорошо, — одобрил Николай, но тут же в пику этого сказал: — однако же, пока эти награды означают небольшой орден, маленький чин служащего и должность, которая больше предусматривает много трудной работы нежели особого почета. Денег ты много доплачиваешь за нее ?
Подшивалов,
— Пятнадцать рублей ассигнациями, ваше императорское величество.
Для министра это были весьма небольшие средства. Для императора целой России, тем более, тоже.
Николай немного раскинул что-то в голове и объявил:
— Пожалуй, я все же заберу его у тебя. Больно уж он хорош для такого положения, — император почти любовно погладил полученный документ. Обратился к Подшивалову: — я, может быть и рассердился бы на тебя, ведь сам лично просил тебя поберечь. а ты действуешь как-то вяло. Как-то не очень-то хорошо. Ты посмотри, чиновников в столице набралось много, а пишущих хорошо до безобразия очень мало.
Подшивалов еще попытался вяло брыкнуться, потом затих, понимая, что император, как всегда, прав. Он виноват и даже весьма!
Николай, сделавший специальную паузу для понимания министра, одобрительно кивнул: — Хотя я все равно, не злюсь на тебя. В благодарность за твою хорошую службу, скоро, на пасху этого года, я награжу тебя Святым Владимиром 1-й степени.
Он посмотрел на генерала. Знал, что Подшивалов давно уже ждал этот высокий орден, считая, что он должен его получить по должности министра и по классу генерал-лейтенанта гвардии.
Министр, очень довольный словами монарха, встал и почти по-штатски поклонился. Наконец-то, ведь сколько ждал и, наконец, получил. И все ведь, м-гм, из-за Макурина! Нет, если человек хороший, то уж во всем.
— Садись! — кивнул император обратно на софу, — знаю, что из министерства ты очень хочешь обратно в гвардию. Так вот обещаю, как только проведем реформы, сам лично представлю тебя во вторую дивизию командиром.
Подшивалов гораздо живее, чем раньше, вскочил и не поклонился, по военному щелкнул каблуками о паркет. Наконец-то обратно в гвардию. Счастие-то какое!
— А Макурина мне сам отправь где-то на днях, — попросил, улыбаясь, император, — да награди его чем-нибудь. Класс чиновника дай повыше и деньгами из фонда министерства, положение министра ведь это позволяет? А орденом и я награжу.
— Так точно ваше императорское величество! — снова щелкнул Подшивалов, — благо и повод есть, скоро ваше тезоименитство, а потом пасха.
— Вот и прекрасно! — одобрил император, добавил: — и столоначальника его можно порадовать. Скажи ему, что я приказал немедля оформить бумаги на потомственное дворянство. Пусть хоть завтра идет в герольдмейстерскую контору.
И милостиво отпустил министра. Подшивалов ему почти нравился. Честный, прямой, настоящий гвардейский генерал. Правда, из-за этого он имел и несколько недостатков — не очень гибкий, не думающий особо над поступками и докладами. Сегодня, при работе над министерскими преобразованиями, он буквально прыгнул над собой. Молодец!
Хорошо зная Подшивалова, Николай только гадал — грамотный столоначальник Кологривов ему помог над докладом или этот молодой чиновник, прекрасный, но пока неопытный дворянин? И, похоже, как он понял, речь шла именно о втором. Ай да, Макурин, ай да сукин сын! Ничего, теперь он послужит и ему лично!