Попаданка для ректора или Звездная невеста
Шрифт:
Ноги не держали. Лиза почти без сил опустилась на кровать.
— Это моя тайна, — прошептала она. — Я никому никогда не говорила. Мои родители… ну, приемные… они нашли меня в овраге. Вернее, мать нашла. Полиция, естественно, приехала. Решили, что я жертва мнемоников.
— Похитители воспоминаний, — понимающе кивнул Лаверн. — Продолжай, девчонка. Я хочу узнать, как ты стала настолько невыносимой.
Лиза хмуро посмотрела на него и ответила:
— Вы и так знаете. Раз везде и всегда.
Фейери вновь рассыпался звонким смехом. Легонько стукнул Лизу по
— Сломаю. Честно. И плевать на все.
— Довольно! — воскликнул Лаверн, и Лиза разжала пальцы, освобождая фейери. — Будем серьезными, дерзкая девчонка. Что потом?
— У Ломинцевских не было своих детей, — ответила Лиза. — Они меня удочерили.
Когда прошел первый, самый лютый и выворачивающий наизнанку страх, когда полиция и врачи на какое-то время оставили ее в покое, Лиза каким-то древним чутьем поняла, что надо смириться и не говорить правду. Добрые люди взяли ее к себе — ну и хорошо. Им совсем необязательно знать правду о девочке, которая пошла в школу и заблудилась во времени и пространстве.
Михайлина Ломинцевская всегда была к ней добра. Она почти сразу пришла к Лизе в палату, принесла пирог с мясом и грибами и поношенную, но чистую одежду. Михайлина была хорошей женщиной — поэтому Лиза и взяла с собой ее фотографию, на память о том, кем она была и кем стала. Надо будет отправить сообщение, когда они прибудут на первую базу, просто поблагодарить приемную мать за все, что она сделала. Без нее Лиза бы не выжила. И дело было не только в примитивных вещах вроде еды и крыши над головой. Михайлина действительно стала для нее родным человеком.
— А теперь ты сбежала, — фейери произнес это так, словно речь шла о чем-то невыразимо приятном. От его слов веяло диким медом в некрасивых сотах и крупными красными головами клевера. Лиза услышала тягучее жужжание пчел в жарком солнечном дне. — Надоело работать в поле? Надоело ухаживать за скотом? У тебя таланты к языкам?
— Quastangua al’giv ap aglai, — буркнула Лиза на верхневольтском наречии жителей Амальтеи. «Я вообще очень талантливая».
Лаверн одобрительно посмотрел на нее. Протянул руку, словно хотел дотронуться до щеки Лизы, но вовремя вспомнил про ее обещание. А Лиза в самом деле была готова его сдержать.
— Как интересно, — сказал он. — Я никогда не встречал таких интересных дубовых листочков.
— С чего это я дубовый листочек? — мрачно осведомилась Лиза. Фейери невольно начинал раздражать. Псионик должен приводить в порядок мысли и чувства студентов, но какой уж тут порядок, когда ему так и тянет надавать по щам.
— Про «надавать по щам» это так в твоей деревне говорили? — живо осведомился Лаверн. — А щи это что? Лицо?
— Не смей читать мои мысли, — твердо ответила Лиза. Хоть бы Колючка вернулась! Еще час назад Лиза и поверить не могла, что хочет скорее увидеть соседку по комнате.
Но Колючка, видимо, хорошо проводила время в компании старосты. И ей в голову не приходило, что Лизу неплохо бы выручить.
— Хочу и буду, — обезоруживающе улыбнулся Лаверн. — А дубовый листочек — это из стихотворения. Старое-старое, ты, конечно, не знаешь. Дубовый листок оторвался от ветки родимой и в степь укатился, жестокою бурей гонимый.
— Знаю, — обиженно ответила Лиза. Ее действительно задело то, что Лаверн отзывался о ней, как о глупой деревенщине. — Я ходила в школу. И между прочим, училась на «хорошо» и «отлично». Это Лермонтов.
Во взгляде Лаверна вновь появилось одобрение. Он вздохнул, сел рядом и осторожно, словно боясь спугнуть, взял руку Лизы в ладони. Лиза хотела было выдернуть руку, но вдруг поняла, что не сможет этого сделать.
Чужая воля подавляла, и она решила не сопротивляться. Пока.
— Невозможная девчонка, — сказал Лаверн чуть ли не ласково. — Мы с тобой поладим, не сомневайся. Это в твоих же интересах, понимаешь?
Лиза шмыгнула носом, провела ладонью по щекам. Сейчас ей вдруг показалось, что она выглядит невыносимо провинциальной. Круглые щеки, белесые брови, светлые волосы и загар, въевшийся в шею. Дыня-колхозница, чтоб ее.
— И зачем мне это надо? — хмуро спросила она. Фейери обезоруживающе улыбнулся, и корона в его волосах растаяла, а зелень листьев на сюртуке налилась желтым и алым, пожухла и рассыпалась, уступив место уже знакомому пиджаку цвета фуксии.
— Со мной лучше дружить, — сказал Лаверн. — Я добрый… по большому счету. И я тебе еще пригожусь.
Пригодится… Этого Лизе хотелось меньше всего.
***
Анна обнаружила корзинку с кокетливо повязанным синим бантом на ручке после того, как вечеринка подошла к концу, и она, выбрав момент, когда Сергей подошел к кому-то из заглянувших на огонек преподавателей, ушла к себе.
Если бы он пошел провожать Анну, это было бы почти свидание. А она думала, что для свиданий еще рано.
В конце концов, она приехала учиться, а не крутить романы со старшекурсниками.
Корзинка стояла возле двери в их каюту, и под ее крышкой кто-то возился. Анна неопределенно пожала плечами и, решив, что ничего плохого там быть не может, взяла корзинку и вошла в каюту.
Лиза сидела на диване, подтянув колени к подбородку, и в полумраке комнаты ее лицо казалось хмурым и заплаканным. Анна провела рукой над выключателем, и каюту залил уютный золотистый свет.
— Привет, — доброжелательно сказала Анна и поинтересовалась: — Все нормально?
Лиза мрачно покосилась в ее сторону. Анна заметила, что на кровати рядом с соседкой лежит рамка с фотографией. Должно быть, Лиза скучала по родным. Анна понимала, что скоро и сама начнет плакать вечерами по покинутому дому, отцу, саду на холме.
— Да вроде ничего, — вздохнула Лиза. — Как там вечеринка?
— Мне понравилось, — призналась Анна и заметила: — Ты замечательно танцуешь, Лиз.
— Я не умею танцевать, — Лиза была угрюмее тучи. Неужели это все проделки Лаверна, который ее увел с палубы? Анна присела на край кровати и спросила: