Попаданка в академии драконов 4
Шрифт:
Сверкнув на меня глазом, она укладывается в ногах императорской четы, а довольно улыбающийся Арендар приносит из угла софу, на которую утягивает меня повелительным жестом. Я даже охнуть не успеваю. Он пробегается пальцами по боку и прижимает к себе.
— Мама, как ты жила всё это время? Как спаслась? Ведь Киндеон закрыли за агрессивное отношение к одарённым.
— Я попала туда не одарённой, — Ланабет разводит руками и тут же опускает пальцы в ладонь Карита. — Но спасло меня не это.
Ланабет нервно взмахивает рукой над глазами.
— Заранея не собиралась меня убивать, только обезвредить. И я, конечно,
Мороз по коже от её слов и вспышек воспоминаний: я лежала на том же алтаре и ничего не могла противопоставить Заранее. Арен крепче обнимает меня, спасает от внутреннего холода.
— Запечатывая меня, Заранея объяснила, что я должна жить. Показала амулет, велела беречь его, ведь он будет защищать меня от болезней и дурных людей, потому что сама я этого сделать не смогу. Обещала, что с ним я буду неприкосновенна, и меня ждёт долгая, возможно, даже счастливая жизнь. А потом я уснула.
Император сжимает пальчики Ланабет, она нежно улыбается ему.
Но почему Заранея не предлагала амулет мне? Моя долгая жизнь ей не нужна? Во времена избавления от Ланабет требовалось ещё много времени для дальнейших интриг, а сейчас Культ в такой силе, что Заранея просто не утруждалась заботой обо мне? Или собиралась отправить меня в более дружелюбный мир? Может, на Землю?
— Проснулась я на траве и некоторое время не понимала, почему не вижу.
Рука Арена сжимается в кулак. Накрываю его ладонью, поглаживаю.
— Раны были залечены, — Ланабет пробегается пальчиками по скуле. — Амулет висел на мне. В кармане были монеты, в сумке — еда. Рядом лежала трость. Я пыталась понять, что случилось. Но тогда трудно было думать о Заранее плохо, я её любила.
Она как-то виновато улыбается, и Карит склоняется к её руке, целует.
— Мы все её любили, Лана, это её демоническое свойство. Ты ничего не могла изменить.
— Понимаю, но с этим сложно смириться, даже столько лет спустя. А тогда… мне потребовалось время, чтобы заподозрить Заранею в желании увести тебя. Я предполагала, что у неё не хватило смелости меня убить. Бывало, думала, что у Заранеи какая-то более сложная цель. Только самые мои безумные предположения не сравнятся с правдой. Но вернёмся к жизни в закрытом мире Киндеон.
Поглаживаю кулак Арена, и тот медленно разжимается. Я переплетаю наши пальцы. А голос Ланабет увлекает нас в прошлое…
Я долго шла по полю. Останавливалась перекусить и снова шла. Я не была уверена, что где-то есть разумные существа, хотя амулет Заранеи напоминал, что меня от кого-то здесь надо защищать. Ночевать пришлось в поле. Никто меня не трогал. А на следующий день я услышала блеяние животных и двинулась на шум. Чуть не угодила в реку. Меня окликнули, я поняла язык, но решила на всякий случай молчать. Первый из встреченных был мальчишка пастух, он боялся меня, спрашивал,
Со мной не разговаривали, и я не могла понять, враги они или друзья. Когда мы вошли в город, люди вокруг шумели, проклинали меня, называли осквернённой, ведьмой, тварью. Кто-то пытался швырять камнями, но попали в служителя Ордена, и толпа отступила. Меня всё вели куда-то, я обращалась к своему источнику, но он не откликался. Потом меня с тёплого солнца завели в холодное помещение. Мы спускались вниз, становилось сыро… скрипнуло железо, и меня заперли в клетке. Велели ждать возвращения инквизитора.
Время от времени кто-то кричал, но меня не трогали, приносили еду и уходили. Условия там были ужасные, но хуже всего — страх неизвестности. Инквизитор вернулся через три дня. Меня повели на допрос в верхние залы. Там сказали, что я обвиняюсь в снижении удоя. Стали требовать знания доктрин чистоты. Я упорно изображала немую. Где-то страшно кричала женщина, но мне боли не причиняли, лишь подталкивали, указывая, куда идти.
Там же меня велели осмотреть, чтобы проверить на метки скверны. Тогда и заметили амулет. Обозвали слабоумной дурой, которая вместо того, чтобы вывесить ярлык Чистой на видное место, прятала его под одежду. Сказали, что сама виновата в аресте и не имею права на претензии. Наказав держать ярлык на видном месте, выставили за дверь и деньги вернули. Но я не знала, что с ними делать и куда идти. Меня не трогали, и я осталась послушать, что говорят местные жители.
Как поняла из обрывков фраз, амулет Заранеи в этом мире что-то вроде документа, подтверждающего, что я не осквернена и угодна главам ордена Очищения. Но обычно такие вещи выдают кому-то более приличному. Все эти разговоры наводили на мысль, что я могу не опасаться властей, но не отвечали на вопрос, как добывать себе пропитание, когда закончатся деньги.
Я сидела там до глубокого вечера, уже холодало, на улицах почти никого не осталось. Меня не прогоняли — просто не замечали. Потом один из вышедших из здания Ордена остановился рядом. Постояв немного, спросил:
— Тебе есть, куда идти?
Я помотала головой. Голос у него был звонкий, и я решила, что он молод.
— Пойдёшь в святилище? Там надо работать, но будет крыша над головой и еда.
Я согласилась. У него была мозолистая рука, словно он слишком усердствовал в тренировках с мечами. Молодой человек вёл себя так, словно знал, как тяжело ориентироваться слепому: предупреждал о неровностях дороги, лужах, поворотах. В святилище его назвали дознавателем Лероем. Мест для обездоленных не было, но он настоял, и меня устроили в келье и накормили. Как я поняла из кряхтения настоятельницы, этот Лерой обладал влиянием в ордене Очищения, что делало ещё более удивительным его участие к простой калеке.