Попаданка. Финал
Шрифт:
* * *
Это же время
Костя и эта девочка — любовники. Поверить не могу.
С трудом сбросив оцепенение, обнаружила, что излишне сильно сжимаю стеклянную бутылку с водой. Чуть ослабила хватку и направилась к кассе. Встала в хвост очереди, глядя перед собой, но ничего не видя и не слыша.
Как же так? Этого не может быть. Просто не может.
Неверие сменилось
За что он так со мной? За что?! Это подло!
Боль вернула в реальность и позволила заметить суетливую беготню продавцов. Из разговоров покупателей выяснилось, что кому-то в зале стало плохо.
И мне хреново. Правда, врачи здесь бессильны. Нет у них таблеток для меня.
Расплатившись, вышла на улицу. Холодный порыв ветра обжег кожу, растрепал волосы. В душе стремительно разрасталась гигантская черная дыра.
Он никогда не говорил мне, что любит. А ей сказал.
Двигаясь на автомате, подошла к машине. Села на прежнее место, отдала Али минералку. В салоне работал обогрев, но отчего-то стало нестерпимо холодно.
Князь положил бутылочку на колени, пристально посмотрел на меня.
— Звездочка, что-то случилось?
Отрицательно покачала головой.
— Нет, — застегнула ремень безопасности и уточнила: — Все нормально?
— Да, — Гоев, словно невзначай, потер запястье с браслетом.
— Отлично, — положила затылок на подголовник, опустила веки и почувствовала, как мерседес поехал.
Сидя неподвижно, я точно так же, как и после той встречи в кинотеатре, пыталась найти другое объяснение. А если девчонка разыграла предо мной спектакль? Вдруг это банальная женская месть?
Не открывая глаз, кривовато усмехнулась.
Заманчиво, но нет. Девушка не осведомлена о наших отношениях с Россом, не знает, как я выгляжу. Ей не за что мстить. Да и вряд ли опытный мужчина разоткровенничался с юной красоткой до такой степени, что показал меня у кинотеатра.
Как бы ни было больно, против истины не пойдешь: Константин Александрович нашел себе новую даму сердца. Что же, совет им да любовь. Да, для меня это удар ниже пояса, но есть дела поважнее, чем страдать из-за предательства любимого человека.
Худо-бедно совладав с эмоциями, прислушалась к разговору мужчин. Французы сразу после посещения пушного комплекса собирались отметить удачную сделку ужином в ресторане. И уже ночью они улетают.
У Гоева и правда все идет как надо. Рада за него.
Где-то на подсознании вновь шевельнулось предчувствие беды. В любой момент смерть может прийти к кому-то из тех, кто мне дорог. Но над кем же зависла угроза? Не имею представления.
Погасив на корню панику, перевела взгляд в окно. Вдоль обочины замаячили девятиэтажки. Мы въезжали в Подольск. Краем глаза заметила, как Али передает французам так и не открытую бутылку с водой.
Один из меховщиков довольным тоном произнес:
— Bonne eau. Ma mere aime Borjomi!
«Отличная
Мамочка, родная моя. Думала, беда случится с кем угодно, но только не с ней. Никудышная я дочь.
Самообладание удалось сохранить исключительно усилием воли. Я нацепила на лицо маску невозмутимости и повернулась к горцу.
— Али, я тебе не рассказывала. Моя мама лежит в подольской городской больнице. Болеет давно. Елизар Авдеевич согласился помочь и уже поехал к ней. Я хочу вас покинуть и тоже отправиться в больницу, — скупо улыбнулась. — Вижу, что в моем присутствии нет особой необходимости. Вы прекрасно поладили. Надеюсь, не обидитесь.
— О какой обиде ты вообще говоришь? — горец нахмурился. — Мать — это святое. Какой адрес больницы?
— Кирова, тридцать восемь. На повороте направо. Затем прямо по дороге.
Али перестроился в крайний правый ряд, свернул направо и нажал на педаль газа.
Французы о чем-то тихо переговаривались. Не знаю, понимали ли они русский, однако вопросов ни Али, ни мне не задавали. И это было кстати. Поддерживать светскую беседу я бы не смогла.
Изредка командуя горцу, где поворачивать, я чувствовала, как бешено стучит сердце. Один раз я маму хоронила. Неужели придется пройти через это снова?! Пожалуйста, боже, не отнимай ее опять!
До больницы мы не доехали, а буквально долетели. Перекинувшись лишь парой фраз с престарелым седым охранником, Гоев беспрепятственно въехал на территорию. Затормозил возле центрального входа в пятиэтажное кирпичное здание, придержал меня за локоть:
— Могу чем-то помочь?
— Нет. Я пошла. Дома встретимся.
Распахнула дверцу, покинула салон. Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, поднялась по ступенькам, вошла в прохладный вестибюль. Не глядя по сторонам, практически взлетела на третий этаж и бросилась к палате, где лежала мама.
Неожиданно кто-то схватил меня за руку. Вздрогнув, я резко остановилась, намереваясь дать отпор нахалу или нахалке.
Слова застряли в горле. Предо мной стоял мрачный Елизар Авдеевич.
Не говори, что ее больше нет! Прошу, не говори!
— Я приехал десять минут назад, — произнес ученый, поправив сползший с плеча белый халат. — Мне сообщили, что твоя мама в реанимации. Состояние критическое.
Глава 25
Табличка с надписью «реанимация» горела зеленым светом. Минуты ожидания складывались в часы.
Я сидела с Елизаром Авдеевичем на потертой кушетке и смотрела на стену с местами облупившейся темно-зеленой краской. Кто-то внутри меня упрямо твердил — мама умрет, смирись. Но надежда не желала отступать. Она кричала, требовала верить и действовать.