Попаданка. Колхоз - дело добровольное
Шрифт:
— Поэтому я и следил за тобой, после этого выступления на площади, — теперь говорил господин Орберн, — именно тогда я понял, что ты очень сильная Ведающая. Но у тебя должен быть сообщник. Если бы я знал, что ведьмы закутали тебя в кокон не для того, чтобы скрыть силу…
— У меня нет никакого сообщника, — побледнела я. Как пить дать сейчас обвинят в шпионаже и все…
— Есть, — улыбнулся его светлость, — это твой сын.
Я застыла. Ледяной холод прошелся с головы до ног, выстужая эмоции. Меня никто не отпустит. Я была абсолютно
Положила руки на живот пряча малыша. Если бы я умела сворачивать пространство осознанно, как его светлость, то воспользовалась бы своим умением и сбежала. Если бы да кабы… кошмар меня подери!
— Малла, — господин Орбрен заговорил снова, — не бойся, никто не обидит ни тебя, ни твоего сына. Поверь, нам важно, чтобы ты нам доверяла.
— Верно, Малла, — подтвердил его светлость, — мы позаботимся и о тебе, и о твоем ребенке. Защитим вас от Хадоа.
Я молчала. От хадоа-то они может быть нас и защитят, но кто защитит нас от них? Нет, пока нельзя думать. Не здесь, не сейчас…
— Я ничего не знаю, я не нарочно, — вжалась в спинку кресла. Как же страшно, — мне ведь ничего не нужно. Я просто хочу жить спокойно. Работать в колхозе. Растить сына. Раз теперь вдовы не изгои, я ведь могу оставить его себе!
— Да, Малла, — сокрушенно вздохнул его светлость, — формально ты изменила статус вдов, но готовы ли люди принять эти изменения? Много тысяч лет детей у вдов отнимали, чтобы их не забрала тьма. Смогут ли люди вот так сразу привыкнуть к тому, что дети останутся у матерей? Но не окажутся ли предрассудки сильнее Оракула? И не увидят ли люди в твоем ребенку эту самую тьму? Я, честно говоря, не уверен, Малла.
— Но не нужно паниковать, — господин Орбрен взял меня за руку, словно желая успокоить, — ты же помнишь, я обещал тебе сделать все возможное, чтобы твой сын был рядом. И я сдержу обещание, Малла.
— Но и ты должна нам помочь, ведь иначе мы не сможем защитить вас от глупых предрассудков.
— И от хадоа, — господин Орбрен проникновенно заглядывал мне в глаза, — ты ведь это понимаешь?
— Очень хорошо, — прошептала я помертвевшими губами. Похоже у меня совсем нет выбора, — понимаю…
— А теперь расскажи нам, что именно ты сделала в последний Первый день. Это было вечером на посиделках у Салины. Вспомни, что такого необычного ты чувствовала, — его светлость замер, словно я должна была сообщить что-то важное.
— Я, — я прокашлялась, потому то горло сжал спазм от страха, — ничего такого не делала. Мы просто пели. И у меня даже круга Оракула не было.
— Вот именно, Малла, ты смогла связаться с Оракулом даже без круга. Вспоминай. У тебя должны были появиться какие-то особенные ощущения, не такие как обычно…
— Я просто пела, — попыталась вспомнить я, — песню про любовь девушки Катюши и бойца с пограничья.
Господин Орбрен и его светлость быстро переглянулись. Явно неспроста. И я, вздохнув, пересказала свои
Когда я закончила, в кабинете было тихо. Господин Орберн и его светлость молчали.
— Скажите, а что я сделала-то? — осторожно попросила я.
Но господин Орбрен ответил вопросом на вопрос:
— Малла, а ты в этот момент думала ли сама о тех бойцах на границе? И что ты думала?
— Думала, конечно, — пожала я плечами, — из-за этих ваших войн на границах, столько женщин любимых теряют, вдовами остаются. И потом оказываются в ваших ужасных платьях-мешках во вдовьих поселениях без всякой надежды на лучшее. А что все таки я сделала?
— Ты отодвинула границы Гвенара, — сдержанно ответил его светлость, — почти на целую веху по всему периметру…
— И что это значит? — жалобно протянула я, — это хорошо или плохо?
— Это значит, Малла, — господин Орберн снова взял меня за руку, а я еле сдержалась, чтобы не выдернуть ее из его ладони, — что теперь от хадоа свободно немного больше нашего мира. Ты отобрала наши земли у захватчиков. И это очень хорошо.
— Но и это еще не все, — его светлость устало потер переносицу, — вчера ты каким-то образом уничтожила армию хадоа, которая направлялась к нашей границе. И ты должна нам рассказать, что именно ты сделала. Как ты смогла пробудить активную защиту Оракула. Потому что, Малла, хадоа не простят Гвенару подобной выходки. Нападения продолжаться. И мы должны понимать, сможем ли ответить им так же, как вчера. Или нет.
— Я не знаю, — я уже чуть не плакала. В голове вместе с пульсом стучало: «Мне конец!», — я ничего не делала. Мне просто было страшно, очень страшно. И нужно было… куда-то Туда, чтобы сделать… что-то сделать.
— Куда Туда, Малла? — его светлость крутил в пальцах перо, выдавая свое нетерпение.
— Я не знаю, я же не добежала до Туда. Не успела, — я рассказывала о своих ощущениях, о том, что делала в эти самые страшные минуты жизни, вытирая слезы, которые сами лились из моих глаз. Вот что за невезение? Зачем мне это все. Я же просто хочу жить спокойно.
Его светлость и господин Орбрен внимательно слушали, иногда задавая уточняющие вопросы.
Когда я дошла до того момента, как обнаружила Источник, и как сроднила с ним наши с сыном энергии, его светлость зафыркал от сдерживаемого смеха, а на лице господина Орбрена заходили желваки, словно от тоже сдерживал, но совсем другие эмоции.
— Объясните мне, — не стерпела я, — это что-то значит, да?
— Нет, Малла, — ответил господин Орбрен, — это почти ничего не значит. Просто так никто до тебя не делал. Но до тебя много чего никто не делал. А на его светлость не обращай внимания. Он просто завидует.