Попаданка. Одна для двоих
Шрифт:
Иван приблизился к Маше. Её кровать крайняя, у стены. Она, такая маленькая в бесконечном витке опутавших её трубочек. Заострившийся носик. Глаза провалились. Очень бледная. Казалось, бледными стали даже волосы, брови.
Он осторожно дотронулся до её руки. Она показалась ему холодной. Иван поискал глазами кого-нибудь. Наверное, ей холодно. У него перехватило дыхание. Им, ей и ребёнку холодно. Они укрыты простынкой, как тут не замёрзнуть. Его зацепила эта спасительная мысль, позволяющая не думать больше ни о чём.
Чуть-чуть
– Эй, Машка-мышка, вставай! Чего тут лежишь, пошли играться, мы все без тебя скучаем…
Иван достал коробочку из кармана. Вынул кольцо. Они вместе заказывали бриллиантовую дорожку на обручальные кольца.
Надел Маше на палец её колечко.
Поймал себя на том, что шепчет вслух. Пытался сказать ласковые, тёплые слова, но они куда-то делись, он просто стоял, просто смотрел.
Его попросили выйти.
Иван отправился в офис, на пару часов, потом снова приедет.
Вдруг вспомнил свой сон.
Вызвал Игната. Велел узнать про соловья. Где можно купить у проверенного заводчика. С гарантией. И с полной инструкцией. И с этим, как его, с кормом! Или чего они там едят. Если мух – наловить, купить.
Игнат бровью не повёл. Он сам был стреляной птицей. Для Ивана Алексеевича не то, что соловья, звезду с неба доставит.
У Ивана улучшилось настроение. Откуда-то прилетела надежда, он воодушивился и стал ждать завтра.
Заедет по дороге, купит самое роскошное, самое тонкое и самое тёплое одеяло. Для нёе и для сыночка. А может и не сыночка, а дочки. Если завтра они будут живы…
Издёрганый ожиданием беды, уставший, измученый он уставился в окно и завыл. Так страшно, так печально, что содрогнулись даже звёзды, которые раньше им так завидовали…
Он прыгнул в машину. Похудевший, осунувшийся. Перед глазами плыли круги. Он давно не спал, иногда чувствовал, что проваливается в темноту, брал себя в руки, встряхивался.
Решил не ждать завтра, а заехать и купить одеяло прямо сейчас. Он ехал по вечернему городу и мечтал, что купит своему мальчишке. А ещё, когда тот подрастёт, сынок выберет себе плакат с супер героем. Вот как у него самого сначала Ван Дамм висел. Потом Шварценеггер. Надо же было быть на кого то похожим.
Глава 8
Машино сердце остановилось ровно в двенадцать часов.
До этого она успела обнаружить самоё себя в странном помещении. Сообразила, что это больница. Белые стены, потолки. Она лежит на огромной, занятной кровати, напичканной всякими штуковинами. Ну, прям кроватный хаммер в крутейшем тюнинге.
Маша сползла с нее, оглядела себя. Вся в трубках, в шлангах, как муха,
– "Я разбилась, да, точно. – вспомнила Маша и подумала: – А почему мне не больно? Что-то мне тут не нравится, холодно, тихо. Может здесь меня ждёт кров и уют, но попробуем выбраться отсюда".
Она попыталась открыть дверь. Та не поддалась, зато рука прошла сквозь неё, как через туман. Потом изображения стали появляться перед ней кадрами. Как будто кто то не спросив её поставил фильм на перемотку.
Вот стоит Иван. Разговаривает с тёткой в черных брюках. Батюшки, да это же его мать, Зинаида Петровна. Маша решила их испугать, неожиданно выскочила перед ними:
– О чём судачите, бояре? Пошто рожи Ваши такие смурные, граждане Изменщик и Змеина Петровна?
У Маши всё клокотало от обиды. Она видела перед собой женщину, у которой не нашлось для Маши ни одного доброго слова при жизни, да и сейчас тоже. Почему? Маша не уродка, порядочная девчонка, с высшим образованием. Не барби, конечно, обычная, нормальная девушка.
"Вы, между прочим, тоже не статуя Венеры" мысленно обратилась девушка к матери Ивана.
Маша смотрела на неё и диву давалась. Откуда в человеке может быть столько злобы. Женщина даже со спины была злая, не то что с лица. Портретом такой тётеньки впору дьявола отгонять!
Худая, вечно перекошенные, крепко сцепленные губы. Прищуренные глаза. Казалось, был бы у неё автомат, всех бы перестреляла. Маша помахала у неё рукой перед глазами:
– Остановитесь, тётя. Чего вы докопались до собственного сына. Меня уже нету, успокойтесь.
Впрочем, Маша знала, что мать доставала Ивана придирками всегда, задолго до Машиного появления. Тут до девушки долетели обрывки злых слов Зинаиды Петровны про детей в Африке.
– Остановитесь оба, что вы такое говорите, вы же родные люди! – Маша кричала им в лицо.
Они не обращали на неё внимание. Не подозревали о её присутствии. Маша слышала, что Ваня называл мать чудовищем, та отвечала враждебно, обозвала её, Машу, хабалкой.
– Ах, так! Получите, тётенька, от хабалки.– Маша разбежалась и толкнула её со всей силы в спину!
Следующим кадром она увидела Лену.
– Лена, привет!
Маша вытерла слёзы с лица подруги. Та не почувствовала.
Маша давно убедилась, что мужчина это самое необходимое, ценное в жизни девушки. Но без подруги, без Лены, Машин мир лишился бы целого измерения.