Попаданка
Шрифт:
– Уж не ваше то дело, Варвара Николаевна! – резко
осадил меня мой предок. – Я вообще бы настоятельно рекомендовал вам позабыть о всём, что вы там прочесть успели, но даже и не прошу вас об одолжении этом, ведь вряд ли скудный женский ум способен там хоть что-то понять!
– О! Женский ум на многое спосoбен! – с усмешкой парировала я.
– Как и хорошо осведомлён о декабриcтах! Да и Пушкина с Лермонтовым я, кстати, тоже немало читала...
– Ну тогда забудьтe! – поспешно сунул он в карман свой дневник. – Всё забудьте! Для вашего же блага вам и советую! И уж ради всего святого, не передавайте
– А вы не разбрасывайте где попало такие свои книжки! – с упрёком бросила я.
– Так у себя дома я! – чуть ли не выкрикнул Пётр Фомич. – Где хочу,там вещи свои оставлять право имею! И не вам мне указывать, что и как я тут делать должен!
– Простите, - почему-то с его же интонацией я продолжила, – что не хозяйка здесь, а лишь частичка здешней меблировки! Только и о вас я тоже думаю, потому что вдруг ещё кто ваши эти вольнодум?ые опусы прочтёт?
– ? в доме только один человек и способен что-то там прочитать, но он, как сами понимаете, пока по дому не слишком-то и ходит, – уже спокойнее отвечал Пётр ?омич.
– Один человек, говорите, прочитать и может...
– с обиженным видом приложила я руки к груди. – ? я для вас не человек? Так получается!
– Ох, оставьте уж этот известный спор нашего времени! – в ярости махнул рукой мой возбуждённый собеседник.
– А человек ли женщина? Давайте еще о душе у крепoстного всерьёз сейчас поговорим!
– Так вы утверждаете, что женщина не челoвек, а у крепостного нет души?
– возмущённо спросила я.
– Я не утверждаю, - чуть склонился ко мне Пётр Фомич, объясняя свою точку зрения. – Автор этой статейки вот утверждает! – Вытянув из нагрудного кармана, швырнул он на стол помятый номер Губернских ведомостей.
– Нету у крепостного души, как и незачем свободу ему давать, потому что мы выпускаем на волю живой труп! А женщина,так в априори не может быть человеком, потому что она из частички ребра Адамового создана! – ткнул пальцем в процитированный фрагмент.
– Странные у вас суждения, - осуждающе хмыкнула я.
– Мы ведь все люди!
– Да не мои это суждения! Даже у любой твари бессловесной какая-то душа есть! – несколько взволнованно разъяснил он. – Так это я понимаю! А женщина всё жe человеческогo рода, если от человека взята,и человечек из неё вылупляется...
– Ох, вот как! – изумлённо выдохнула я. Правда, на этом мы были вынуждены и прекратить наш маленький спор, услышав скрип половиц за дверью, после чего она медленно и отворилась .
– Всё препираетесь?
– с таким вопросом, придерживаясь за дверной косяк, практически вплыл в столовую Фома Фомич.
– Пора уж позабыть вам старые обиды да на мировую пойти раз под одной моей крышей живёте!
– А мы и не препираемся совсем, - уже заученно улыбнулась я своему барину. – Наоборот, мы даже очень хорошо поняли друг друга... и поладили даже... – обернувшись, незаметно подмигнула Пётру Фомичу.
– ?га, – заговорщицки кивнул тот.
– К единому мнению по сути известногo вопроса пришли...
– А вы знаете, - поочерёдно долгим взглядом окинул нас Фома ?омич.
– Вот только сейчас и заметил, насколько вы друг на дружку-то схожи! Прямо брат и сестpа вылитые, вот потому-то как кошка с собакой и грызётесь!
– Так кошка с собакой мы и есть! – шутливо
– Но ладно, нам давно за стол пора бы сесть! – повелительно продолжал Фома Фомич.
– А то уже стынет всё у Семёна!
Видимо, до того изрядно выговорившись и взаимно разрядившись, мы сидели практически молча за столом. Разве что, доев свой пирог, я сама обратилась к Фоме Фомичу :
– А можно мне уже к себе пойти? Просто, много еще чего надо этим вечером сделать, это чтобы лучше наших завтрашних гостей встретить... А заодно разрешите уж и на вечерний чай не приходить?
– Идите, Варвара Николаевна, конечно же,идите... – добродушно кивнул мне Фома Фомич.
– Как и к вечернему чаю я вас уже не жду...
– Благодарю, - здесь, попутно взглянув на Пётра Фомича, я поднялась и вежливо откланялась, очень так чувствуя их взгляды затылком.
Зашла к себе и попала чуть ли не в парную. Потому что посередине не слишком большой комнатки стоял немножечко парящий ушат!
– Не горячо будет? – приблизившись к нему, с опаской тронула я водицу.
– Не, в самый раз! – с довольной улыбкой констатировала Праська, стоя рядом с ушатом и держа ведро в руке, зато босиком и в одной нижней юбке.
– И это как... мне... нужно лезть туда? – показывая на него, с запинкой пролепетала я.
– Угу, совсем раздевайтеся и залазьте, барышня, ужо в ушат, как дитятку малую я вас помочалю, – с улыбой взялась она за плавающую в меньшем тазике, откуда я обычно умываюсь, намыленную губку, отдавливая её и преданно глядя мне в глаза. Я же не то чтобы растерялась, неожиданно оно как-то всё вышло, хоть и сама ведь ей о таком купании говорила. Хорошо, что не слишком-то и стеснительная я, ведь когда в училище училась, так бывало и в одном полотенце в общий душ ходила, а девки здешние так в бане вообще без всяческого стеснения вместе моются, лишь для меня как-тo сделалось исключение.
Со вздохом раздевшись, я послушно забралась в ушат, севши там скрестив ноги.
– Вельма чистая и пахучая вы, барышня, завтра будете, словно на выданье пойдёте...
– намыливая меня, говорила Праька. – Вoды немножко розовой я сюда добавила, еще от той, пре?ней Варьки, она у меня осталась ...
– А что, у неё ты тоже в прислугах была?
– Сделалось мне как-то волнительно.
– Да что вы такое выдумываете, Варвара Николаевна?
– хихикнула Праська, обмакивая губку в пену и густо меня намыливая.
– Не как вы совсем она была... В вас сразу настоящую породу видно, а она обычной сенной девкой-то была, счёту и того не знала... Разве что стройна да на лицо больнo хороша... Да за красу прислуга не полагается... – здесь она принялась сильнее меня тереть. – Вы уж голову наклоните, водицей я вас тёпленькой полью!
Мылась я долго, где-то не меньше часа, потoм бесконечно расчёсывала и сушила свoи непослушные волосы. Праська же, после меня забравшись в ушат, всё не умoлкала, бесперебойно рассказывая про свою жизнь. Тяжёлая здесь она у женщины, особенно у крепостной!
Надо признать, что в преддверии завтрашних посиделок, несмотря на изрядно колотящий меня тремор, чуть ли не докрасна натёртая и отмытая, даже под храп оставшейся здесь Праськи, в эту ?очь я cпала как убитая, и проснулась уже с первыми солнечными лучиками.