Попадают по-разному
Шрифт:
– Не понимаю.
– Там не был указан автор.
– Это так важно?
– В значительной степени, да. У нас возникли вопросы, на которые ответ может дать только автор этого сочинения.
– Что вы можете сказать об уровне этого автора? Достоин он права учиться в вашем заведении?
– Ему там нечего делать!
– Так всё плохо?
– Наоборот. Уровень работы превосходит уровень работ лучших выпускников. Более того, мы намереваемся подать прошение с просьбой принять этого человека в число кандидатов в члены академии вне обычной процедуры.
Дина пожимает плечами.
–
– Да, то есть, нет. Мы хотели узнать имя этого человека, и либо встретиться с ним, либо хотя бы иметь возможность написать ему. Это возможно?
– Вполне. Осень! Ты опять задумалась!
Я словно проснулась. "Да, то есть, нет" в мою сторону не смотрит. Кажется, он ещё не понял, что ответ на вопрос уже получил.
– Да, Госпожа.
– Не спи! Слышала, тут с тобой встретиться хотят. Соизволишь принять?
Встаю и подхожу к столу. На самом деле, страшно. Очень. Но рядом грозная Дина. На меня по-прежнему не смотрят.
– С человеком хотели встрется? Ну, так вот этот человек, Ертгард Осень рядом стоит. Спрашивайте, а то передумает она с вами разговаривать.
Открыл рот. Закрыл. Открыл снова. Кажется, не понимает, что происходит. Дина мне подмигивает.
– Причём тут эта девочка? Хотя... Её имя там было... Она писец? Пусть скажет, откуда это переписала!
– Из своей головы. Больше неоткуда.
– Не понимаю.
– Я тоже. Почему учёным мужам иногда на пальцах приходится объяснять самые простые вещи? Так и быть, снизойду. Автор столь поразившего вас сочинения - Ертгард Осень - стоит перед вами. Именно автор, не писец, или кто-то ещё. Я вашу просьбу уже осуществила, человек вон тут стоит. Спрашивайте, о чём хотели, пока она, или я не передумали.
Пожалуй, говорящей рыбе он удивился бы меньше, чем мне. Написанное мной у него с собой. Хотя, моего текста и выкладок там теперь меньше половины. Остальное - пометки несколькими почерками на каждой странице. Можно подумать, я таких возражений не предвидела.
Верил не до конца. Если уж сама Чёрная Змея испытывала любовь к злым розыгрышам, то уж от её любимой дочери и подавно можно ожидать подобного.
Открыл наугад. Показал на третий пункт на странице и спросил, из чего это следует. Я ответила. Потом ещё и ещё. Потом он попросту забыл, что в кабинете есть ещё кто-то. Видел и слышал только меня.
Я же связи с реальностью не утратила. Замечаю, как откровенно потешается развалившаяся в кресле Дина. Такая довольная, язык Госпожой называть не поворачивается. Ей приносят поднос с трубочкой и маленькой жаровней. Сидит, колечки в потолок выпускает. Слушает, о чём мы говорим.
Точнее, уже не мы. Говорю одна я. Он не переспрашивает. Просто записывает. Не отрывая от меня взгляда, взял перо и бумагу со стола Дины и стал писать. Дина веселится ещё больше.
– Так! Всё это замечательно, но это, вообще-то мой кабинет!
– Дина весьма ловко прерывает меня как раз после ответа по очередному пункту.
Учёный словно только что вспомнил, где находится. Почему-то мне кажется похожим на ребёнка, у кого сладости отобрали. На меня смотрит, потом на Дину. Сглотнув, спрашивает.
– К-кто эта девочка? Откуда она здесь?
– Она, вообще-то
– Не умею.
– Или не хочешь?
– И так, и так можно сказать.
– Ну, тогда мне придётся. Сами-то что о ней думаете? Отвечайте! Я ведь не забыла о ваших разногласиях с матерью относительно организации обучения подрастающего поколения. В тех спорах не участвовала, но данным вопросом именно я при ней занималась. Занимаюсь и теперь, только уже для себя самой. Чудненький результат, по-моему, получился. Кстати, далеко не единственный.
– Если не ошибаюсь, она одна из воспитанниц вашего Дома. Довольно распространённый обычай при крупных дворах, особенно, если учесть большое число войн в последнее время.
– Отчасти верно... Вы, если не ошибаюсь, подписывали прошение на Высочайшее имя о помиловании членов секты казнённого бога. Ну, тех, кого крестьяне "резаками" зовут и чьим именем детей пугают.
– Я противник смертной казни. Подписываю любые прошения о помиловании. Хотя и знаю, кто принимает решения.
– Ну, а я известный сторонник укорачивания на голову. "Резаки" несколько лет назад излишне разгулялись в ряде провинций. Как там это у них называлось? "Святой земли очищение", вроде. Всё бы ничего, но под "очищением" подразумевается уничтожение всех не принадлежащих к данной секте. Без различия пола и возраста. Вот её деревню и очистили. Уцелела только она. Лишилась всего, включая имя. Землю-то, в результате, очистили, только от самих "резаков". Ну, а девочка, с той поры живёт здесь.
Надеюсь, хотя и не верю, в следующий раз хотя бы прочитаете "Прошение", прежде чем подписывать?
Кажется, продолжение старого спора, причём учёный явно старается пропускать слова Дины мимо ушей.
– Вы хотите сказать, что Осень девочка совсем не знатного происхождения?
– Именно.
– И при этом достигла таких успехов в сложной науке.
– Этого не может быть. Дети низших сословий не способны к наукам. Она, вероятно, - чувствуется, хотел сказать "незаконнорожденная", но вовремя сообразил и заменил обтекаемым "полублагородная".
– Это-то здесь каким боком? Речь о ней, а не о том, спал ли с её матерью кто-то, кроме её отца. Вам напомнить, у меня у самой отец одно время был известным разбойником?
– Признаю свою неправоту, - это он вовремя, тоже заметил, Дина начинает злиться. По мне, просто делает вид. Чувствами она управлять умеет. Ничего такого предосудительного сказано не было.
– Принимается! Я сегодня добрая. Так что скажете насчёт старого спора с моей матерью? Тогда, помниться, каждый остался при своём.
– Пока я вижу одного, совершенно уникального человека.
– Уникальной её сделало место. В другом она бы пасла свиней, ибо её способностей просто никто не заметил. А то бы и зарезали её просто.
– То, что она написала необходимо опубликовать!
– ловко же он соскочил со скользкой темы.
– Естественно. В вашем "Ежегоднике" под её именем.
– Он ещё не свёрстан.
– То я не знаю. Равно как, и про ваше непосредственное отношение к изданию.
– Вопрос о публикации решается совместно.