Попадос и два ствола 3

Мороз Андрей

Подъем не слишком крут, но все же это совсем не стадион и даже не равнина — на мировой рекорд не разбежишься. Ну, а пространство перед седловиной, соединяющей оба «горба», щедро изрыто ямами-ловушками, которые с самого начала осады нарыли поселковые, именно на случай ночных атак. Ямы небольшие и неглубокие, но коварные своей незаметностью. Влетишь в такую на бегу и, скорее всего, выхватишь если не перелом голени или стопы, так почти гарантированный вывих или растяжение…

Несмотря на активный огонь — солдаты противника почти

достигли половины расстояния до вершины. Внизу, в седловине, уже вообще вот-вот в траншею ворвутся!

Ну, бл@дь и чего командир тянет-то? Срезом ствола прямо в мясо упереться желает, что ли? Это такой у него рубеж открытия огня?!

Да и придурок Жора, видать, решил ждать, пока капитан первым не откроет сезон охоты.

А может у них с пулеметами что случилось?

— Витя, мля!? Чего ж…

— Глохни!

Я только и успеваю покоситься в сторону злобно взрыкнувшего капитана, как его ПКМ разродился-таки короткой очередью на три патрона. Еще одной такой же. А еще через секунду пулемет Виктора застучал на полную мощь.

Его сердитую басистую скороговорку тут же подхватывает Жорин машинган* с соседней вершины. Карабины, словно свора собак, заметно осмелевшими голосами, с радостной готовностью подгавкивают вожакам-пулеметам.

Сквозь дикий грохот с трудом, но разбираю, что далеко за спиной, к работе наших двух пулеметов, активно подключился их брат близнец в руках завхоза.

Ух! Ну, всё -пошла работа!

Добро пожаловать в ад!

…Первые несколько секунд на поле боя ничего не меняется. Корейцы всё так же лезут по склону, стремясь подобраться к нам на один, последний и решающий бросок. Их лица белеют совсем рядом.

На какое-то мгновенье я даже почти поддаюсь панике.

Где нож — на месте!?

Да эти гуки, чего — совсем отбитые?!

Приказать биатлонистке отходить? Как же — уйдет она!

Между лопаток пулей сквозит ледяной ветерок. Однако, руки знают свое дело и продолжают вести огонь по врагу. Кажется, уже почти в упор.

Да мать же вашу раскосую!

…Неизбежное осознание катастрофы накрывает азиатов одномоментно.

Солдаты противника почти синхронно попадали и вжались в землю, но не пролежав и трех секунд, почти сразу раздуплились и побежали! Лавиной из множества тел стремительно понеслись вниз по склону, откуда только что, так бодро и упрямо перли вверх.

Кто-то падает сбитой кеглей и продолжает дальнейший путь к подножью кувырком.

Кто-то замирает без движения.

Основная же масса — несется вприпрыжку, не разбирая пути. Буквально горохом сыплется. Толкаясь, врезаясь друг в дружку, запинаясь о тела под ногами, падая, вскакивая, снова падая, спотыкаясь и хромая.

Даже не думая оборачиваться и пытаться отстреливаться и уж тем более — попробовать закрепиться хоть на каком-нибудь рубеже внизу.

Щедро сеющие смерть пулеметы вселили-таки в азиатские души шок и трепет!

Не то, войдя в раж, не то, чтобы

доставать убегающих корейцев по максимуму, Витя вскакивает и широко уперевшись ногами в землю, начинает строчить им вслед недлинными очередями, по три-пять, а то и семь патронов.

Правда, быстро приходит в себя, ибо, как он сам и объяснял Джорджу — реальный настрел ствола у ПКМа около двенадцати с половиной — пятнадцати тысяч выстрелов. Так что, этот драгоценный ресурс очень нужно экономить. Большой вопрос — дадут ли небесные раздварасы, когда-нибудь нам еще стволы, на смену расстрелянным...

Через минуту все было кончено. Волна схлынула и откатилась в предрассветную серую муть. Как и не было. Оставив после себя на склоне человеческие тела — мертвые и еще корчащиеся от боли. Словно жалкие обломки внезапного кораблекрушения, выброшенные на берег.

В контратаку мы не пойдем. Заранее решили. Своих людей в размен с корейцами гробить не станем.

Внезапно доходит, что в горячке боя, я совершенно упустил момент, в который прекратилась стрельба с западного направления.

Спрашиваю у командира.

— Да, там тоже затащили. Гуки еще раньше, чем здесь, побежали, — сообщает капитан, — Ты чего, рацию отключил? Все путем, Кот! Все — как надо. Мы победили.

Киваю и оглядевшись вокруг, поднимаю выпавший наушник. Поочередно прикладываюсь к обеим флягам. Остатки воды выливаю на и без того мокрую голову. Странно, что от нее пар не пошел. Там внутри все кипит, как в котле паровозном.

В избытке чувств звонко шлепаю Аньку по поджарой и крепкой заднице. Девчонка радостно взвизгивает и соблазнительно выгибает спину, приглашая на этом не останавливаться. Ух, сейчас бы отвести эту сеньориту куда-нибудь вниз к речке… однако, хорошего помаленьку. Ближайшие к нам бойцы и так оглядываются…

— Всё! Миру — мир, солдату — дембель! Прямо по красоте разложили на пазлы азиатов, — усаживается в росистую траву отставной капитан.

— Угу, — киваю я, — Как думаешь — на сколько касок мы их подсократили?

— Сейчас посчитаем, — и уже в рацию добавляет, — Командиры подразделений, доложить о потерях в личном составе.

Через минуту получаем радостный доклад. Потерь нет! Совсем!

Не считать же за таковые два легких ранения в плечо и руку и вскользь прошедшую пулю, поцарапавшую кожу черепа одного из наших бойцов.

Зато болезненные стоны и хрипение раненых и умирающих гуков несутся снизу веселой музыкой! Да, именно так! Ну, а как еще? Может пожалеть страдальцев? А с какого такого перепугу? Чай, не на литературной вечеринке встретились. И на их месте сейчас запросто могли оказаться мы сами.

Ведь чем враги отличаются от репчатого лука?

Лук режем — плачем. Ну, а с врагами немного другая история.

Шумно выдохнув, отставной капитан Витя Рудаев злорадно и демонически хохочет.

— Вот мы их умыли, Кот! Причесали, как в лучшем салоне!