Попадос. Месть героя. Том пятый
Шрифт:
Глубоко вздохнув и игнорируя сотни взглядов, в этот миг устремлённых на него из крепости, Гриша начал плести чары огненного вихря. Формула за формулой складывались в сознании парня в единое целое. Постепенно обретая форму, сила заклинания стремилась разрушить чары, вырваться из тех оков, в которые он загонял её. Будто ретивый конь мана билась в крепких путах Гришиной воли, не в силах разорвать или хотя бы как-то противостоять им.
Тем временем цинцерийцы не сразу поняли то, что происходит на их глазах. Ведь далеко не каждый человек, способен разглядеть на таком расстоянии магические символы, который один за другим появлялись на открытом лице парня. Лишь когда
Тёплая капля пота, постепенно ускоряясь, скользнула вниз по лицу парня. Ещё несколько минут назад сухие волосы были мокрыми, а вокруг царил жар. Хоть вихрь и был на внушительном расстоянии, но он легко раскалял воздух на добрую сотню метров.
В этот миг на Гришином лице появилась кривая улыбка. Очередной успех и чувство силы, немного опьяняли его. Но не настолько, чтобы он забылся. Короткий мысленный приказ активировал последний спусковой крючок чар и огромный ужасающий вихрь, помчался на крепость.
Бушующая, неестественная, порожденная магией стихия со всего своего размаху врезалась в ворота. Испепеляющее пламя тут же охватило их, превратив защитников в пепел, который тут же поднялся, вплетаясь в бушующий огненный вихрь, нещадно пожирающий крепость.
Естественно, сравнительно невысокая деревянная стена не смогла остановить магический смерч, который просто перемахнув через неё, помчался дальше крушить крепость изнутри. В тоже время ворота и внушительный участок крепостной стены были охвачены яростным пламенем, уже порядком изглодавшим деревянные укрепления.
Хотя стоит отметить, что огонь не сильно распространялся дальше по стене. Толстые брёвна, из которых она была сделана, были добротно пропитаны специальной смесью, предотвращавшей возгорание. Поэтому всей стене было явно не суждено сгореть. А вот городу как раз наоборот.
Сотканный из множества языков пламени вихрь, промчавшись насквозь через весь град, остановился, лишь врезавшись и воспламенив крепостные ворота на противоположном краю поселения. Лишь после этого, он начал ослабевать и уменьшаться в размерах, постепенно тая прямо на глазах, но уже не Гришиных, а тех несчастных, кому не повезло оказаться в этой крепости.
Крепкая добротная стена, ограждала всё поселение, в то время как двое ворот, были охвачены жутким, гудящим пламенем, которое обещало потухнуть не ранее чем через пару часов. В тоже время, по всему городу разносились пожары, воспламенялось здание за зданием, превращая всё поселение в сущий ад. Единственным же спасением во всём этом хаосе были лишь крепостные стены, построенные на неком отдалении от внутренних построек, да каменное поместье главы города.
Безусловно, Григорий не видел большей части того что он сделал. Но в какой-то степени понимал, что твориться там, внутри. Правда, при этом он ничего не чувствовал. Несколько раз глубоко вздохнув, он открыл окно интерфейса, где мысленно прочитал, — мана 1968 из 3600. — После чего, прошептал себе под нос, — хрена себе я мп-ки потратил зараз. — Но, не смотря на сказанное, настроение у него чуть приподнялось, ведь ему действительно удалось значительно
— Я как-то иначе представлял огненный вихрь, — произнёс Вардас, тем самым нарушив царившее на смотровом холме молчание. На что Каратос, с небольшой задержкой, ответил ему:
— Знаете, ваше высочество, но мне тоже казалось, что будет нечто-то более скромное. — Ещё немного помолчав, он добавил, — по крайней мере, под Зорганом и в Ландарсе, его вихри были куда компактнее в размере.
— Понятно, — одними губами ответил князь, неотрывно глядя на бушующее пламя охватившее город. — Видимо на этом наша осада подошла к концу, — добавил он чуть громче.
— Видимо да, — на автомате ответил Каратос, а затем озвучил только что пришедшую ему в голову мысль, — интересно, господин Григорий сможет точно так же взять крепость Гарынчар?
Услышав вопрос, Вардас с удивлением посмотрел на своего коллегу, а тот быстро сообразив, что сказал глупость, решил поправить положение, — прошу прощение, что-то я от переизбытка эмоций, начал всякий вздор нести.
— Согласен. Признаться честно, глядя на всё это, — сказав эти слова, князь, кивнув головой в сторону полыхающего Таркаса, продолжил, — мне такая глупость тоже в голову пришла.
— Но Гарынчарская крепость сделана из камня, так что такого эффекта мы точно не дождёмся, — подтвердил, Каратос. Продолжив, — тем более даже уничтожив надвратную башню вместе с воротами и все стены в придачу, мы всё равно будем ограничены в атаке.
— Поэтому в прошлую войну мы так и не смогли её взять. А то бы сейчас цинцерийцы были бы куда тише и спокойней. — Говоря это, князь продолжал смотреть в сторону крепости, от чего быстро заметил, как в их направлении идёт Григорий. Глядя на его твёрдую походку, командующему стало как-то не по себе, а в голове промелькнуло, — Аргс всемогущий, он без малого стёр с лица земли небольшую крепость, а ему хоть бы что…. — И будто в ответ его мыслям прозвучали слова его коллеги:
— Он меня поражает и пугает одновременно. Представьте себе, мне недавно даже сон приснился, что мы воюем с ним. — После этих слов Каратос замолчал, от чего повисло короткое молчание, которым тут же воспользовался Вардас, спросив:
— И как? Мы выиграли?
— Нет, ваше высочество, мы проиграли.
— Что ж, знаете, сейчас меня это совсем не удивляет.
Пожар в Таркасе начал потухать лишь ближе к вечеру, когда большая часть крепости выгорела изнутри и в ней остались лишь каменные строения, которые стояли немного поодаль от основной застройки. Но входить в крепость никто не торопился, командующие, логически рассуждая, решили подождать до утра.
Но зато с первыми лучами солнца афнийские сотни направились в то, что осталось от крепости. Причём Григорий был одним из первых, кто вошёл в неё. Его отряд нежити шёл следом за ним, а чуть позади, шли остальные войска.
К данному построению пришли неспроста. Командующие и все сотники, единодушно сошлись на том, что Гриша взял крепость в одиночку, а значит и войти в неё он должен первым.
Самому парню эта идея была не по душе. Всё же ему было не очень в радость созерцать то, что он сотворил своими же руками. Особенно неприятное послевкусие возникло у него, когда он оказался ближе к окраинам пожара. Вокруг было вроде и немного тел, но больше всего в душу парню запала девочка лет 10. Она была одета в простенькое, крестьянское платье и лежала, положив голову на грудь немолодой, полноватой женщины.