Попались, которые кусались!
Шрифт:
– Ну… Этого я не знаю. В Москве эти бои запрещены. А за городом - можно. В какой-то Кирилловке, что ли… - Тут Алешка пнул меня ногой. Слушай, мол, внимательно.
– Там, я слышал, организаторы снимают на время теннисный корт. Точно мне не известно, так… слыхал краем уха. В наших - собачьих - кругах.
Алешка вспыхнул.
– А вот вы, дядя Сережа, собрали бы все свои собачьи круги да и надавали бы им как следует. Этим организаторам. И зрителям заодно.
– Это не так просто.
– Дядя Сережа заметно смутился.
– Это, во-первых, бизнес, а во-вторых, криминал. С деньгами и бандитами
Алешка погладил Мишку по его большой голове и встал.
– Пошли, Дим. Скоро репортаж из Тюмени покажут. Может, папу увидим, профессионала нашего. Гретке интересно будет.
Гретка у нас с детства активный телезритель. Правда, смотрит в основном сюжеты с собаками. Наверное, потому, что ее первым фильмом в детстве был «Ко мне, Мухтар!» Она сначала прибалдела от удивления, даже пыталась за телевизор заглянуть - где там этот Мухтар? А потом все, что с ним происходило, переживала изо всех сил. Скулила, лаяла, скакала.
А затем полюбила сериал про комиссара Рекса. И тоже очень бурно реагировала, особенно когда он попадал в трудное или опасное положение. Но и не спускала ему, когда он воровал булочки. Так на него лаяла, что соседка наша начинала стучать в стену каблуком туфли.
Кстати сказать, Грета предпочитает фильмы про животных. Не только про собак, а вообще про всякую живность. Даже про птиц. Особенно после того, как пожила на даче. А люди на экране ее не интересуют.
Когда мы пришли, мама нас покормила и включила телевизор. Как раз в самом начале блока новостей. Она, наверное, тоже надеялась, что где-то в Тюмени наш папа «засветится» в телекамере.
Папа не «засветился». А репортаж из Тюмени оказался по нашей теме. Какой-то местный ушлый корреспондент ухитрился попасть на эти самые собачьи бои и даже заснять кое-какие эпизоды на пленку. Скрытой камерой.
Но лучше бы этого не показывали. А может, и нужно такое показать? Я пересказывать не буду. Скажу только, что мама не выдержала и переключила канал.
Надо сказать, что и Грета прекрасно поняла, что там происходит. Такой я ее еще не видел. Она вздыбила шерсть на холке, оскалила зубы и грозно рычала. Особенно когда на экране появлялись лица зрителей. Тьфу! Я не могу эти кровожадные хари называть лицами. Что это за твари, которые получают удовольствие от страданий других?
Вот соображали бы эти собаки получше, вот понимали бы они, ради чего их стравливают и заставляют убивать друг друга! Не за кусок мяса от голода, не по приказу. А для того, чтобы доставить удовольствие видом их крови, боли, страха.
Вот если бы собаки это поняли, если бы они объединились и бросились на этих мерзких зрителей! Пусть бы те на собственных шкурах почувствовали разъяренные собачьи клыки!
Алешка, когда мама переключила телевизор, обхватил Грету за шею и что-то начал ей шептать в ухо, успокаивая. А потом сказал что-то для себя, едва шевеля губами. Будто давал сам себе какую-то клятву.
– Кирилловка… - сказал Алешка.
– Дим, позвони Таньке, спроси, где она там была с Джеком?
Я позвонил. Но полезную информацию мы не «сняли». Таню с Джеком встретили на станции, пришли с ними в какой-то скверик, а потом проводили обратно. И где там этот теннисный корт, кто его знает.
Тем
…Мы вышли из электрички и остановились на платформе, оглядываясь. С чего начинать? Подойти к кому-нибудь и спросить небрежно:
– Где тут у вас поганые собачьи бои? Куда нам прислать спецназ с ОМОНом?
Этот вариант не проходит.
– Пойдем на рынок, - предложил Алешка.
– Чего-нибудь посмотрим и чего-нибудь услышим.
Здравая мысль. Мы так и сделали.
Рынок нам понравился. Очень разнообразный. Здесь все продавали и все покупали. Тут даже были ядовито-зеленые петушки на палочках и «коврики на сухую штукатурку». Только на этих ковриках были не красавицы с лебедями, а наши великие звезды эстрады. Здесь даже один дед продавал вечный двигатель собственного изготовления. Это была белка в колесе. И с этого двигателя началось самое интересное: голуби, попугаи, рыбки, хомячки, свинки, кошки, собаки. Прямо как на «Птичке».
Мы даже забыли, зачем сюда приехали. Особенно нас щенки очаровали.
– Были бы лишние деньги, - сказал Алешка, - мы бы Грете какого-нибудь щенка купили. Вместо меня. Пусть его и воспитывает.
Но денег у нас не только лишних, вообще никаких не было. Только на обратную дорогу.
И мы шли дальше по рядам, а вокруг все мяукало, скулило, лаяло и щебетало. Ну и молчало - как рыбки и свинки.
А потом пошли большие собаки. Взрослые. Зачем их продают? Разве можно расстаться с тем, кто рядом с тобой вырос? Кого ты брал в свою постель, когда он заболевал? Кто встречал тебя с искренней радостью? Стягивал с тебя по утрам одеяло? И лизал тебя в голое ухо? И любил тебя бескорыстно? Людям бы этому поучиться.
Недаром один великий писатель сказал: «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак».
Это всем нам заслуженный упрек и информация к размышлению.
Кроме нас, по этим собачьим рядам ходили еще две примечательные личности. Они были одеты в кожаные куртки и были похожи друг на друга, как два щенка из одного помета. И было в них что-то бульдожье: спокойное и уверенное. Только у бульдогов грустные глаза, а у этих - наглые.
Уж не те ли приятные молодые люди, похожие на боксеров, которые встретились студентке Тане и ротвейлеру Джеку в парке? Со стиральной машиной?
Они интересовались в основном большими собаками служебных пород. Останавливались возле овчарок, доберманов, ризеншнауцеров. Вполголоса переговаривались, вполглаза переглядывались.
Выбрали, наконец, красавца колли.
– Сколько хочешь за него, хозяин?
– спросил один из бульдогов.
А хозяин, хрупкий такой старичок, вдруг повел себя странно. Засуетился, занервничал.
– Нет, ребятки, передумал я. Такая скотинка в хозяйстве сгодится. Не стану верного друга продавать. От него одной полезной шерсти на всю жизнь хватит. От ревматизма.