Попасть - не напасть
Шрифт:
Вспомнил только через два дня. Открыл - и обомлел.
Драгоценности были - царице впору. Хоть ты беги, возвращай, но куда? Кому?
Да и почему их отдали?
Александр хотел поделить их с другом, но не успел. Васька так и скончался на больничной койке. Семьи у него не было, жены-детей не нажил...
Благовещенский махнул рукой и отвез шкатулку домой. Пусть будет.
Иришке перейдет в приданое.
Сам он в цене украшений не разбирался, если б не старый ювелир-еврей, который объяснил ему, что на руках у мужчины целое состояние. Камни - чистой воды,
Но если господин захочет...
Господин не захотел. Пусть дочери останется. Или на черный день, мало ли, край придет, тогда уж продадим, а пока пусть будет.
Дарье, конечно, эти побрякушки тоже понравились. Но...
Да что в них такого, в этих камнях?
Александр понимал умом, что ради денег можно пойти на преступление, но это ведь - умом! А сердцем...
Можно украсть, убить, преступить через любой запрет, если у тебя смертельно болен кто-то из близких, если нет иного выхода. Вот ради спасения дочери Благовещенский мог бы что угодно. А просто для денег?
Да заработать проще! Пусть не миллионы составляет его жалование, да и доходы с поместья не столь велики, но им хватает, разве нет? И на дом, и на выезд, и на маленькие радости - разве нет?
Оказалось, что ему хватает, а вот Дарья другого мнения.
Александр помнил, как она выплескивала на его голову обвинения. И не так страшны были слова, как ее глаза.
Словно рядом с ним, в теле красивой и неглупой женщины жило нечто... чужое. Как будто из куколки появилась не бабочка, а нечто гадкое и мерзкое, например, богомол или скорпионова муха.
Но почему?
За что?
Неужели он действительно был таким плохим мужем?
Ну да, он не заработал миллионов, и живут они пока не в столице, но ведь всему свое время, разве нет? Он искренне старался...
И честно говоря, не поверил жене, когда та сказала о дочери.
Иришка - не от него?
Вот уж глупость несусветная! Это его дочь, и все тут! А Дарья просто бредит, ее понять можно. Он и сам...
Если бы не надо было найти Демидова и оторвать ему голову к чертям свинячьим, Александр запил бы по-черному. Как один раз, еще в юности, после маминой смерти.
Но мысль о мести прекрасно поддерживала и тонизировала. А если еще использовать госпожу Храмову...
Александр вспомнил фигурку девушки, такую, аппетитно округлую в нужных местах, вспомнил тяжелую толстую косу, которую она нетерпеливо теребила в минуты волнения, вспомнил ясные карие глаза...
Повезло Храмову. Просто повезло.
Конечно, княжна человек очень своеобразный, но такая не предаст, не продаст, не станет копить зло, а потом бить в спину. Она честно и открыто выскажет в глаза все, что ее не устраивает, а потом развернется и уйдет. Или останется - на своих условиях.
Красивая, умная, маг земли, то есть еще и плодовитая, детей будет много...
В Москве за такую невесту передрались бы, даже удивительно, что отец хотел отдать ее за
Демидов, хоть и не настолько знатен, но весьма и весьма богат. Не первое поколение его семья практически царствует на Урале, а уж сколько они из земных недр выкачали... представить страшно. Только не помогут ему эти деньги.
Не помогут.
Благовещенский стиснул кулаки. Жалобно плеснулся коньяк в снифтере.
И уже не жалобно - торжествующе плеснулось вокруг одиночество.
Одиночество...
Дочери - нет. Внуков тоже не будет.
Жена сошла с ума. И даже если она придет в себя, сможет ли он забыть то, что видел? Сможет ли не помнить, как с некогда любимых губ лился яд?
Благовещенский отлично знал ответ.
Не сможет. Никогда не сможет...
И что ему осталось?
Только сидеть в темноте, смотреть в камин и понимать, что там догорают не поленья - там догорают осколки и обломки его жизни. Такой неожиданно никчемной и ненужной. Такой пустой и безрадостной, наполненной лишь работой...
Серые дни и очень, очень черные ночи. Это больно. Это было настолько больно, что снифтер полетел в огонь, но даже взметнувшиеся языки пламени не помогли разогнать мрак, скопившийся в душе.
В дверь поскреблись.
– Ваше превосходительство...
– Да?
Александр даже обрадовался слуге. Все ж отвлечься от плохих мыслей.
– Ваша супруга...
– Что с ней?
– Она сбежала.
***
Александр помнил, как раздавал указания слугам. Как приказал закладывать экипаж, как распоряжался, приказывая найти обезумевшую от боли женщину...
Только как ты ее найдешь?
Березовский, хоть и не Москва, но достаточно большой город, и прочесать его весь - немыслимо. А нарваться на неприятности - очень даже несложно.
Кусочек ясности подарил обрывок накидки. Дарья, спеша покинуть ненавистный ей дом, зацепилась накидкой за забор - и в гневе дернула плащ. Дорогой, темно-малинового бархата, он сам покупал жене...
Деньги Дарья не взяла.
Записки никакой не оставила, следа - тоже. Дом она покинула через черный ход, и судя по следам, там ее кто-то ждал. Благовещенский не мог назвать себя следопытом, но тут и навыков не требовалось - человек явно влез где-то в грязь, и теперь она нападала на мостовую с его обуви. Явно, стоял, ждал... дождался.
Куда они потом пошли?
Как вообще умудрились связаться?
Неизвестно. Даже предположений пока не было.
А потом был дом Синютиных.
***
Ужас.
Это единственное, что мог испытывать Благовещенский.
Ужас, который пропитал каждую его клеточку, заполнил все тело и выплеснулся наружу вопросом:
– ЧТО?!
На него даже не сразу обратили внимание, но потом вперед выдвинулся один из участников действия. Все происходящее казалось генерал-губернатору каким-то жутким страшным спектаклем... это ведь не может происходить наяву, правда?