Попасть не напасть
Шрифт:
Ваше счастье!
Везучие вы люди, и сами того не понимаете. Потому как развязываются эти экологические чистые чулочки очень легко, а ежели у дамы из-под платья чулок выпадет – это даже не позор, это предмет для вечного припоминания и ехидного шепотка за спиной. И через сорок лет припомнят.
Пояс для чулок?
А вы на эту конструкцию вблизи посмотрите. Жесткой фиксации увы, здесь не предусмотрено. Нет здесь пока ни кнопок, ни молний, все на пуговичках да на ленточках. Сугубо натуральное –
Пришлось покидать кавалера и отправляться в дамскую комнату.
Там-то меня и поймали.
Чулок я подвязала, и даже комнату задумчивости навестила – на всякий случай, а на выходе…
– Мари!
Ёжь твою рожь!
– Зизи? – вспомнила я эту побрякушку.
И прищурилась. Ласково так, по-доброму… ты меня, паразитка, к Милонегу затащила! С меня причитается, не знаю, как лучше должок отдать, то ли по ребрам попинать, то ли по печени. Хотя…
Это мне – медвежья услуга, а Мария Горская могла и благодарить со слезками. Она-то любила козла…
Раздражение накатило и схлынуло. И "подруга" уже вцепилась мне в руку.
– Мари, куда ты пропала? Столько слухов ходило, столько разговоров…
Я пожала плечами.
– Думаю, какие-то слухи ты лучше меня знаешь. Я вышла замуж, живу в имении супруга.
– О-о… А у Храмова было свое имение?
Ага, то есть имя супруга мы тоже знаем. И чего тебе того?
– Зизи, у моего супруга было несколько имений. И хорошие интересы на Урале.
– Так это правда, что он Демидова сожрал?
И такие наивные круглые глаза, и реснички хлопают, поднимая ветер… меня тут дурой считают? Видимо, да.
– Откуда сведения?
– Ой, я не помню, Лили Шуйская говорила, кажется, или Мими…
– Врали.
– Правда?
– Зизи, как мой муж мог сожрать Демидова, если он умер раньше?
На личике девушки мелькнуло разочарование. Действительно, недочет.
– А-а…
– Вот я могла сожрать Демидова, – оскалилась я.
– ТЫ!? НО КАК!?
Прогресс. Первая искренняя эмоция за весь разговор.
Настала моя очередь похлопать глазками.
– Сибирь, понимаешь. Дикие люди, стаи медведей бегают, кто не успевает спрятаться, того сжирают прямо на площади, перед Управой… вот, загнали нас с Демидовым в один подвал, день сидим, два сидим, на третий я его убила и съела…
– Аххх!
Я добавила в голос истовости записного каннибала.
– А потом и обнаружила, что одной стены у подвала нет. Пришлось домой топать.
Зизи поняла, что над ней издеваются – и надулась.
– Мари! Как это некрасиво с твоей стороны!
– А со стороны моей подруги красиво мне и записочки не прислать?
– Куда?
– На адрес супруга, вестимо. Глядишь, и уцелел бы бедный Демидов. Особенно если к письму хоть корочку
– ФИ!
Издевательство окончилось закономерно, "лучшая подруга" задрала носик и вышла вон.
Я послала ей ядовитую ухмылку и принялась неторопливо мыть руки. Сейчас, еще прическу поправлю – и можно опять в гадюшник. Дайте только с духом собраться.
Ага, размечталась.
Не дали.
Я так буду бояться в туалет сходить, определенно.
Выходишь из кабинета, идешь по коридору, а тут перед тобой – Матвеев воздвигается.
– Мария Ивановна.
– Матвей Иванович.
Пришлось по всей форме реверанс делать. Интересно, где он тут в засаде сидел?
– Вы мне не уделите пару минут для приватного разговора?
Я подняла брови.
– Вы уверены, что сейчас подходящее время?
– Мария Ивановна, я пытался встретиться с вами…
– Но?
– Романов весьма не одобрил подобные намерения.
Я хмыкнула.
Вот не знала… но вообще-то могло быть и так. Если Матвеева крепко взяли за задницу на его делишках…
То ли он крутил с ученым, то ли не он… а вот дочка его точно засветилась, словно новогодняя елочка. Кстати говоря!
– Как ваша дочурка поживает?
Матвеев покривился, словно я ему лимон на рану выдавила.
– Мария Ивановна!
Я улыбалась вполне невинно.
– Неужели милую Настеньку не пригласили на бал?
Матвеев скрипнул зубами, но сдержался.
– Именно о ней я и хотел поговорить с вами.
– Слушаю? – посерьезнела я.
Вокруг да около Матвеев ходить не стал.
– Что вы хотите в качестве виры?
Опа!
– Все настолько плохо? – невольно вырвалось у меня?
Матвеев молча кивнул на дверь и первым вошел внутрь. Я проследовала за ним.
Обычный альков.
Кровать, пара кресел, столик. Тихо, спокойно.
Матвеев уселся в кресло, я предпочла постоять и отошла к камину, разглядывать узоры на каминной доске. Красиво, мастер делал, сразу видно.
– Его величество был в гневе. Насте грозит замужество и ссылка.
Я вздохнула.
Сочувствовать меня совершенно не тянуло, вечная, знаете ли, проблема мажоров. Когда напакостить они могут, а отвечать – стесняются. Странно, правда?
Но…
– Я поговорю с его императорским величеством. Сумму виры и наказание для вашей дочери будет определять государь.
Матвеев поник плечами. Только почему-то я ему совершенно не верила.
– Настя – моя дочь. Любимица…
– Поэтому ей можно убивать, подличать, преступать закон, главное – не попадаться? Простите, Матвей Иванович, я ничем не могу вам помочь.