Попасть в отбор, украсть проклятье
Шрифт:
Я балансировала на краю движущейся пропасти, балансировала, старясь не дать накрениться махине подо мной. Ощущала себя каплей, упавшей в воду в одном конце океана, чтобы породить шторм на другом его краю. Вот только мне не было дела до того, что будет после. Меня волновало лишь происходящее сейчас. Вся реальность сузилась до широкой спины в черном кителе.
– Стой, иначе я тебя поймаю! – выкрикнула я в запале и только потом осознала, что именно.
Эйроу обернулся, стягиваю узду грифона, и взгляд его был таким… В общем, я поняла,
В этот момент с земли вверх выстрелили ленты арканов, с двух сторон оплели спицы колеса, заставляя его замереть на месте. Это пришли на помощь подоспевшие каратели.
Беглый офицер избрал для меня самый доходчивый из ответов. И это даже был не мат, смысл которого ясен и покойникам, заставляя порою тех воскреснуть. Правда, последнее – исключительно чтобы накостылять нецензурщику. Но… зато доходчивый же!
Увы для меня, но Эйроу был человеком дела. И он предпочел не размениваться на лишние слова, а сразу запустил в меня заклинание испепеляющей смерти. Сильное, простое в плетении. Оно было бы идеальным, если бы не одно «но»: его обычно не применяли на умертвиях. Но то знали некроманты, а вот каратель, у которого, судя по мастерству, оно было отработано до автоматизма, этого не учел.
Я оттолкнулась от колеса и прыгнула вперед. С заклятием разминуться не удалось, оно зацепило мне плечо, которое тут же будто отсекли секирой: я перестала его чувствовать. Онемение начало пожирать всё тело.
И все-таки я достала Эйроу. Мои когти полоснули его спину, проскользнули вниз и остановились на седле грифона. Но, судя по тому, как взвизгнул крылатый летун, не только на седле, но и в теле.
Мы трое перекувыркнулись в воздухе, совершив немыслимый кульбит, и полетели вниз.
«Я так и не смогла выполнить последнюю волю ворона – взять предателя живым», - промелькнула у меня в голове последняя мысль, перед тем как свет померк. Проклятие все же было ядреным. Когда я упала – то ничего не почувствовала.
***
если в первый раз мою душу словно засасывало воронкой, то сейчас я просто стояла во тьме. Она клубилась туманом, жгла ноги холодом, пронизывала одиночеством. Я сделала шаг вперед, второй – и услышала голос Адель:
– Тебе еще рано.
Пространство передо мной стало светлеть, превращаясь в марь, что встает от пламени над пеплом в бранном поле.
И я увидела ее. Улыбающуюся, в легком светлом льняном платье.
– Так должно было случиться, этого не изменить, жаль, что отец этого ещё не знает… – ?на улыбнулась мне и истаяла в дымке, а меня вновь влажной ватой опутал туман. Казалось, я не могла пошевелиться. Вокруг зазвучала тысяча голосов. Одни – тише, другие – громче. И среди них я услышала тот, что звал меня по имени. Знакомый, родной, он шептал: «Тай». И я шла на него. В темноте. Пока под ногами не показалась тропинка, которая становилась все светлее и светлее, пока не превратилась
Правда, почему-то оный был в мелкий рубчик двунитки… И только потом я поняла, что лежу с открытыми глазами. И их я не закрывала. Это просто так ко мне возвращалось зрение. А вместе с ним – и ощущение собственного тела.
Я резко села. Белая простыня, которой я была укрыта с головой, слетела, и прежде, чем я смогла рассмотреть обстановку, мне довелось оценить чьи-то вокальные данные:
– Труп ожил! – возопило лохматое создание в зеленой хламиде. Раздался лязг, хлопок двери – и стремительно удаляющийся топот.
– Да что же это такое! Умирала – орали. Воскресла – и снова вокруг орут, - с этими словами я, придерживая голову рукой, наконец-то огляделась.
Определенно я была в целительской: ее стерильные стены, кушетки, прикроватные тумбы спутать с чем-то было тяжело. Почему не в трупницкой, если я была накрыта, как покойник? И почему, в конце концов, мне не дают спокойно отбыть за ?рань уже второй раз? И сколько, арх подери, я тут валяюсь?
Мой взгляд упал на рассыпавшиеся по полу лекарские инструменты, отражавшие лучи догорающего заката, потом – на мои сапоги, штаны, корсет, рубашку, которая оказалась на удивление белой: вот что значит очищающие чары, вшитые в изделие модного дома.
Я встала с постели ровно в тот момент, когда дверь снова распахнулась, явив мне ворона. Живого. Хотя в последнем были сомнения: слишком уж он был бледным.
– Ты очнулась!
– Вы его взяли?
М-да, как-то не так, наверное, нужно приветствовать любимого, но… как уж получилось. Но ворон не был бы вороном, если бы не мог понять меня с полуслова. А взбесить – с одной фразы.
– Нет, я позволил ему уйти.
– Что?! – В этот момент я была готова его убить. Даже если он уже труп.
– Тай! Спокойнее. Тай! – ?р при виде звереющей меня даже не попытался удрать по стеночке, наглец! – Давай ты сейчас успокоишься, и я тебе все объясню.
– Тебе никто не говорил, что, чтобы окончательно разозлить кого-то, ему нужно посоветовать успокоиться?
– проскрежетала клыками я.
– Я совершил ошибку. И, только когда потушил на себе огонь в доме Эйроу, понял – какую, - произнес ворон. – Лишь одно могло заставить Густава предать клятву верности: жизнь его дочери. И ренегаты могут ему это пообещать. Уже пообещали.
– Подожди. Что? Как это? – не поняла я.
– Позволь мне присесть? – произнес ворон и чуть пошатнулся, еще сильнее побледнев.
И только тут я поняла: он все же живой.
– Знаю, я больше похож на твой рабочий материал, но пока нет, - невесело усмехнулся он.
Это потом я узнала, что Ар получил сильные ожоги груди, сбивая пламя, и вычерпал свой резерв до дна, когда умудрился взлететь, чтобы поймать меня, падавшую вместе с грифоном. Хотя смысл был ему меня ловить? Я и так вот-вот сама умру окончательно, развеявшись прахом.